Иногда Марку доводилось видеть Ольгу, идущую с папкой по территории лагеря. Несколько раз она шла в сопровождении начальника охраны лагеря, обер-лейтенанта Густава Клейста, довольно крепкого мужчины около тридцати лет с прекрасной выправкой. Появление на плацу Клейста во время построения сулило только неприятности. Пленные уже успели ощутить на себе его грубость и скверный характер. На Клейста нельзя было смотреть иначе, чем с подобострастием. За любую провинность, дерзкий взгляд, опоздание на построение, плохую работу, драки и воровство виновные несли суровые наказания, вплоть до немедленного расстрела. Марк стоял на плацу со всеми, несколько раз Клейст, проходя мимо него, останавливался и внимательно смотрел в упор. Марк опускал глаза, но продолжал чувствовать на себе сверлящий, неприятный, тяжёлый взгляд. Тот словно бы чувствовал, что Марку есть что скрывать от него. Несколько раз Клейст, судя по всему, хотел что-то сказать Марку, но переводил взгляд на его повязку и шёл дальше. Все в лагере знали, кто такой Михаил Николаевич, по настоянию Беббера Марк вёл все осмотры и приёмы в белом халате, а не обратить внимание на доктора в форменной одежде было просто невозможно. Иногда они с Беббером задерживались вдвоём в амбулатории, и Беббер угощал Марка. Они сидели вместе за столом, победитель и побеждённый, и пытались беседовать с помощью нескольких слов и фраз, выученных каждым из чужого для него языка. Руки принимали в разговоре самое непосредственное участие. Однажды один из охранников, направляющийся в амбулаторию за таблеткой от головной боли, увидев, как беседуют Беббер и Марк, отчаянно жестикулируя, считая, что Бебберу угрожает опасность, ворвался, наставив на Марка ружьё. Беббер со смехом что-то говорил охраннику, показывая на Марка. Из всего сказанного Марк понял только «рус гут». Охранник успокоился, забрал свою таблетку и удалился. Иногда Беббер делал несложные операции, и Марк всегда ему ассистировал. Это было хорошо и для самого Марка. Разумеется, в экстремальных условиях любой терапевт мог взять скальпель в руки и сделать нужные надрезы, произвести маленькую операцию и зашить рану. Но со времени окончания института у Марка не было практики, да и на последнем курсе он даже не прикасался к скальпелю, а сейчас, в военное время, такое умение не могло быть лишним – никто не знал, что ждало его в будущем. Беббер был хорошим специалистом, и Марк с удовольствием учился у него. Вскоре Марк под присмотром ассистирующего ему Беббера уже делал небольшие операции пленным, повредившим конечности или получившим глубокие порезы. Полостные операции Беббер ему не доверял, но Марк и сам понимал, что опыта у него для подобного маловато. Тем не менее после учёбы у Беббера он чувствовал себя довольно уверенно, спокойно подходя к хирургическому столу. Приходили на приём в амбулаторию и местные жители, в основном из числа семей сотрудничавших с немцами местных жителей. От них Марк слышал, что немцы на подступах к Москве и к Новому Году планируют занять столицу и закончить войну. Этими сведениями Марк был весьма обеспокоен, т. к. мать и сестра проживали к тому времени в Москве. Он очень скучал по обеим и по довоенной жизни тоже. Но всё это было далеко и недосягаемо; чтобы выжить, нужно жить сегодняшним днём.
Однажды Беббер сказал, что его пригласили посетить гетто, чтобы дать консультацию по санитарному вопросу. Он позвал Марка отправиться с ним. Это не было приказом, просто Бебберу хотелось получить ещё одно мнение понимающего человека. Ольга отправилась с ними в качестве переводчицы.
Они шли по незнакомому для Марка Гомелю. Это был его первый выход из Дулага. Ему даже не верилось, что можно идти по настоящим улицам, а не перебегать между бараками, местом, где он проводил осмотры, и амбулаторией, постоянно вращаясь на одном и том же пятачке, видя одни и те же угрюмые небритые лица в грязных гимнастёрках и телогрейках, разбитые пыльные ботинки и злые голодные взгляды. И там, в Дулаге, ему постоянно приходилось вытягиваться перед каждым охранником. Здесь же он шёл спокойно рядом с Беббером и Ольгой. Иногда Беббер что-то спрашивал, и Ольга переводила. Марк отвечал, и они какое-то время шли молча. Марк жадно впитывал картинки почти свободной жизни. Конечно же, чувствовалось, что город совсем недавно испытал на себе всю тяжесть боёв, некоторые здания были основательно повреждены. Среди людей, копошащихся на разборе разрушений, они даже узнали несколько бригад из Дулага. Тяжело работавшие люди провожали Марка завистливо-недобрыми взглядами. Марк старался не смотреть лишний раз в их сторону. И так обсуждение его выхода было неизбежным, а пристальный обмен взглядами мог спровоцировать лишний взрыв эмоций.