Семь смертей Эвелины Хардкасл

Петтигрю отпивает виски – без укора, но и без одобрения, однако я замечаю, как жар подступает к его щекам, а пальцы белеют, крепко сжимая бокал.

Хардкасл поспешно переводит взгляд на меня:

– Стэнуин держит нас за горло, но мы сможем высвободиться, если выступим против него совместно. – Он ударяет кулаком по раскрытой ладони. – Как только он убедится, что мы способны ему противостоять, он к нам прислушается.

Сатклифф набирает полную грудь воздуха:

– Это…

– Погодите, Филип, – обрывает его Харрингтон, не сводя глаз с Хардкасла. – Что именно вы узнали о Стэнуине?

Хардкасл озабоченно косится на дверь, понижает голос:

– У него есть дочь. Он ее от всех скрывает, но Даниель Кольридж сказал, что ему удалось узнать ее имя.

– Кольридж? Игрок? – уточняет Петтигрю. – А как он в этом замешан?

– Об этом неловко расспрашивать, – говорит Хардкасл, покачивая бокал. – Есть темные уголки, куда приличным людям путь заказан.

– По слухам, половина лондонской прислуги снабжает его сведениями о хозяевах. – Харрингтон задумчиво оттягивает губу. – Не удивлюсь, если то же самое происходит в Блэкхите. Стэнуин здесь долго служил, мог случайно кому-нибудь проговориться. А знаете, в этом что-то есть.

Слушая, как они обсуждают Даниеля, я испытываю странное восхищение. Мне уже известно, что он – мое последнее обличье, но, поскольку для меня это все еще в будущем, я никогда не испытывал связи с ним. Наблюдать за тем, как наши расследования сплетаются воедино, все равно что видеть долгожданную землю на горизонте. Наконец-то между нами пролегает тропа.

Хардкасл стоит у камина, греет руки над огнем. В свете пламени заметно, что годы отобрали у него больше, чем дали. Неуверенность подточила его сердцевину, лишила его силы и крепости. Он расколот надвое и небрежно склеен. По-моему, в нем зияет дыра размером с ребенка.

– А чего от нас хочет Кольридж? – спрашиваю я.

Хардкасл смотрит на меня пустым, невидящим взглядом:

– Простите?

– Вы сказали, что у Даниеля Кольриджа есть какие-то сведения о Стэнуине, а значит, в обмен на них он чего-то от нас потребует. Полагаю, ради этого вы нас и пригласили.

– Совершенно верно. – Хардкасл нервно крутит пиджачную пуговицу. – Он просит нас об одолжении.

– Только об одном? – уточняет Петтигрю.

– От каждого из нас с обещанием, что мы исполним его просьбу – не важно какую – при первой же необходимости.

Все переглядываются, на лицах отражаются сомнения. Я чувствую себя лазутчиком во вражеском стане. Не знаю, что именно задумал Даниель, но, судя по всему, я должен обратить этот разговор ему на пользу. Мне на пользу. Чем бы ни было это одолжение, надеюсь, оно поможет нам и Анне выбраться из этого жуткого места.

– Я согласен, – важно заявляю я. – Стэнуина давно пора приструнить.

– И я тоже, – кивает Петтигрю, отгоняя от лица сигарный дым. – Он уже давно держит меня за горло. А как вы, Клиффорд?

– Согласен, – говорит старый моряк.

Все оборачиваются к Сатклиффу, который шарит взглядом по углам.

– По-моему, мы меняем одного черта на другого, – в конце концов заявляет он.

– Возможно, – замечает Хардкасл. – Но я еще помню Данте, Филип. Не все круги ада одинаковы. Так что же вы скажете?

Сатклифф неохотно кивает, смотрит на дно бокала.

– Отлично, – говорит Хардкасл. – Я встречусь с Кольриджем, и перед ужином мы разберемся со Стэнуином. Если все пройдет удачно, то с этим будет покончено до того, как станет известно о помолвке.

– И мы без всяких проблем попадем из одного кармана в другой, – ворчит Петтигрю, допивая виски. – Как хорошо быть джентльменом.

35

Деловой разговор окончен. Сатклифф, Петтигрю и Харрингтон в клубах сигарного дыма покидают комнату, а Питер Хардкасл подходит к граммофону на комоде. Он вытирает пыль с пластинки носовым платком, опускает иглу и щелкает выключателем. Из бронзового раструба звучит Брамс.

Я делаю знак остальным не ждать меня и закрываю дверь в коридор. Питер сидит у камина, распахнув окно мыслям. Он не замечает моего присутствия, нас словно бы разделяет глубокая пропасть, хотя на самом деле я в паре шагов от него.

Щепетильность Дэнса заставляет его медлить. Он не любит, когда его прерывают, и предпочитает не прерывать других; дело усугубляет еще и то, что мне предстоит задать вопросы личного характера. Манеры Дэнса меня сдерживают. Два дня назад я бы с ним справился, но те, кому на самом деле принадлежат мои новые обличья, с каждым разом все сильнее. Управлять Дэнсом так же трудно, как идти против сильного ветра.

Соблюдая правила приличия, я вежливо откашливаюсь. Хардкасл оборачивается, замечает меня у двери:

– О Дэнс, старина! Вы что-то забыли?

– Я хотел поговорить с вами наедине.

– Что-то не так с брачным контрактом? – испуганно спрашивает он. – Честно говоря, меня смущает пристрастие Сатклиффа к спиртному…

– Дело не в Сатклиффе, а в Эвелине.

– Ах, в Эвелине… – Испуг сменяется усталостью. – Да-да, конечно. Да вы садитесь, вот сюда, к огню, в этой проклятой сторожке такие сквозняки, я все время мерзну.