Семь смертей Эвелины Хардкасл

– Как? Своего ребенка?

– Каннингем – внебрачный сын, но не мой, а моей жены. Его отец – Чарли Карвер.

– Подлец! – восклицаю я, временно утратив контроль над Дэнсом, чье возмущение пересиливает мою растерянность. – Но как это произошло?

– Карвер и Хелена любили друг друга, – с горечью произносит Хардкасл. – Наш брак… У меня был титул, у Хелены – семейное состояние. Наш союз всех устраивал. Это был холодный расчет, без сердечной привязанности. Карвер и Хелена выросли вместе, его отец был лесничим в имении родителей Хелены. Она утаила от меня свою связь с Карвером, а после свадьбы привезла его в Блэкхит. К сожалению, ей стало известно и о моих интрижках, так что наша супружеская жизнь разладилась, и годом позже Хелена возобновила отношения с Карвером, а потом забеременела.

– Но вы ведь не воспитали Каннингема как своего сына?

– Во время беременности Хелена уверяла, что это мой ребенок, хотя сама в этом сомневалась. Видите ли, мы с ней продолжали… ну, вы же понимаете, мужчине нужна женщина…

– Да-да, конечно, – холодно говорю я, вспоминая любовь и взаимное уважение супругов Дэнс.

– В день, когда родился Каннингем, я уезжал охотиться, поэтому повитуха незаметно вынесла ребенка из особняка и отдала деревенской кормилице. Когда я вернулся с охоты, мне сказали, что младенец умер при родах. Полгода спустя, убедившись, что он не похож на Карвера, Хелена подкупила девицу, с которой у меня была интрижка в Лондоне, и та явилась в Блэкхит с ребенком на руках, уверяя, что он – мой. Хелена, изображая из себя обманутую жену, настояла на том, чтобы его оставить, и, к своему стыду, я согласился. Мы доверили младенца поварихе миссис Драдж, и она растила его как своего сына. Как ни странно, после этого наша жизнь наладилась. Вскоре родились Эвелина, Томас и Майкл, и несколько лет мы были счастливой семьей.

Все это Хардкасл излагает бесстрастно, не выказывая никаких эмоций. Его равнодушие поразительно. Еще час назад я полагал, что в этом виновата смерть Томаса, опустошившая душу отца, но теперь понимаю, что он всегда был бесчувственным. Его душой владеет одно лишь корыстолюбие.

– Как вы узнали правду? – спрашиваю я.

– По чистой случайности, – отвечает он, опираясь ладонями о подоконник. – Вышел прогуляться по лесу, наткнулся на Хелену с Карвером. Они обсуждали будущее ребенка. Она во всем призналась.

– Почему же вы не развелись?

– А зачем? Чтобы всем сообщить о моем позоре? – восклицает он. – Внебрачным ребенком сегодня никого не удивишь, а вот если бы узнали, что лорда Питера Хардкасла наградил рогами простой садовник, то случился бы скандал. А этого никак нельзя допустить.

– И что потом, после того, как вы узнали об измене?

– Я отказал Карверу от места, велел ему убраться из имения.

– И он в отместку убил Томаса?

– Совершенно верно. Он на меня обозлился и… и… – Глаза его подернуты пьяной дымкой – все утро он опустошает стакан за стаканом. – Спустя несколько месяцев к Хелене явился Стэнуин и потребовал денег за молчание. Понимаете, Дэнс, он не шантажирует меня напрямую. Он угрожает Хелене, а вместе с ней – и моей репутации. Естественно, я ему плачу.

– А как же Майкл, Эвелина и Каннингем? Им это известно?

– Насколько я знаю, нет. Такой секрет детям не расскажешь, они его тут же выболтают.

– Откуда Стэнуин об этом узнал?

– Вот уже девятнадцать лет я задаю себе этот вопрос, но по-прежнему не нахожу ответа. Может быть, он дружил с Карвером или слуги что-то пронюхали – они же всегда собирают сплетни. Так что я в безвыходном положении. Если об этом станет известно, то моя репутация будет уничтожена. Рейвенкорт не любит скандалов, он не возьмет в жены девушку из семейства, о котором пишут во всех газетах. – В пьяном голосе звучит злоба. Хардкасл наставляет на меня палец. – Сделайте так, чтобы Эвелина осталась жива, и я исполню любую вашу просьбу. Я не желаю лишаться состояния из-за этой сучки, Дэнс. Не желаю!

36

Питер Хардкасл пьяно мрачнеет, крепко сжимает бокал, словно боится, что его отберут. Я понимаю, что дальше разговаривать с ним бесполезно, беру яблоко из вазы на столе, невнятно бормочу какие-то извинения и выхожу из комнаты, закрыв за собой дверь, чтобы он не заметил, как я поднимаюсь по лестнице. Мне надо поговорить с Голдом, и хочется избежать лишних расспросов.

На верхней лестничной площадке меня встречает сквозняк, кружит в воздухе, пробирается сквозь трещины в стеклах и в щели под дверями, шуршит листьями на полу. Вспоминаю, как этим же коридором Эвелина вела меня, в обличье Себастьяна Белла, навещать дворецкого. Странно представлять их здесь, странно сознавать, что Белл и я – один и тот же человек. Его трусость мне претит, но сейчас, по прошествии некоторого времени, я от него отдаляюсь. Он кажется чем-то вроде нелепой истории, подслушанной на вечеринке. Чужой конфуз.