Семь смертей Эвелины Хардкасл

Невзирая на уязвленную гордость и ноющие ребра, я иду в гостиную, где только и говорят о том, как громила Стэнуина уволок Дарби к своему хозяину. На столе стоит оставленная Дарби тарелка с яичницей и почками. Еда еще теплая. Похоже, Дарби ушел не так давно. Киваю гостям, направляюсь к спальне Хелены, стучу в дверь. Не дождавшись ответа, выбиваю дверь ногой, выламываю замок.

«Вот и выяснилось, кто сломал дверь».

Шторы задернуты, смятая простыня свисает с кровати на пол. Из комнаты еще не выветрилась гнетущая атмосфера беспокойных снов и ночных кошмаров. Дверцы гардероба распахнуты, по туалетному столику рассыпана пудра, стоят раскрытые баночки крема и румян, – судя по всему, леди Хардкасл очень торопилась. Трогаю простыни – постель уже остыла. Видно, Хелена Хардкасл ушла давно.

Как и в тот раз, когда я приходил сюда с Миллисент Дарби, на откинутой крышке секретера лежит дневник Хелены с выдранной страницей. На месте и лакированная шкатулка без револьверов. Наверное, Эвелина забрала их рано утром, получив записку с требованием совершить самоубийство. Очевидно, дождавшись ухода матери, Эвелина вошла в спальню через внутреннюю дверь из своей комнаты.

Однако если она намеревалась застрелиться из револьвера, то почему орудием убийства в конце концов стал серебристый пистолет, который Дарби стащил у доктора Дикки? И зачем Эвелине два револьвера? Мне известно, что один она даст Майклу перед уходом на охоту, но, вообще-то, странно, что она нашла время позаботиться об этом, зная, что ей и ее близкой подруге грозит опасность.

Разглядываю дневник с выдранной страницей. Кто это сделал – Эвелина или кто-то другой? Миллисент подозревала Хелену Хардкасл.

Касаюсь бумажных обрывков, лихорадочно размышляю.

В дневнике лорда Хардкасла я видел расписание встреч Хелены, так что на отсутствующей странице ее дневника должны быть упомянуты встречи с Каннингемом, Эвелиной, Миллисент Дарби, конюхом и Рейвенкортом. Мне точно известно, что она встречалась с Каннингемом, потому что он признался в этом Дэнсу; вдобавок камердинер ненароком смазал записи, оставив в дневнике Хелены отпечатки своих пальцев.

Взволнованно закрываю дневник. Непонятного все еще много, а времени почти не осталось.

Перебирая в уме всевозможные идеи, поднимаюсь на второй этаж, где Анна, нервно расхаживая по коридору у спальни Белла, разглядывает свой альбом. Из спальни доносятся голоса: Даниель беседует с Беллом. Значит, дворецкий сейчас на кухне, с миссис Драдж. Он скоро придет сюда.

– Вы видели Голда? Ему уже пора появиться. – Анна смотрит в темноту, будто старается вырезать взглядом из теней фигуру художника.

– Нет, – отвечаю я, озираясь. – Зачем мы здесь?

– Сегодня утром лакей убьет дворецкого и Голда, если мы не спрячем их где-нибудь, желательно там, где я смогу их защитить.

– Например, в сторожке.

– Совершенно верно. Только это надо сделать, не привлекая внимания. Иначе лакей сообразит, кто я такая, и убьет меня. Пока он считает меня обычной служанкой и пока Голд с дворецким физически не смогут ему противостоять, он на время оставит нас в покое, что нам и нужно. В альбоме говорится, что Голду и дворецкому предстоит сыграть важную роль, если, конечно, нам удастся их спасти.

– В таком случае зачем я вам сейчас понадобился?

– Не знаю. Я вообще не понимаю, что должна делать. В альбоме написано, что именно в это время я должна привести вас сюда, но… – Она со вздохом качает головой. – Все остальное – совершенная бессмыслица. Впрочем, когда вы дали мне альбом, то тоже несли какую-то чепуху. Вот уже час я пытаюсь разобраться в том, что здесь написано, и знаю, что если ошибусь или опоздаю к назначенному времени, то вы погибнете.

Я невольно вздрагиваю, услышав о своей возможной участи.

Грегори Голд, мое последнее воплощение, передал Анне альбом. А в спальне Дэнса Голд говорил что-то о карете – жалкий безумец с растерянным взглядом.

Я опасаюсь завтрашнего дня.

Скрещиваю руки на груди, прислоняюсь к стене рядом с Анной, касаюсь ее плечом. Осознание того, что в прошлой жизни ты кого-то убил, резко ограничивает возможные проявления приязни.

– У вас все получается гораздо лучше, чем у меня, – говорю я. – Когда я в первый раз услышал предсказание будущего, то погнался за камеристкой Мадлен Обэр через весь лес, думая, что спасаю ей жизнь. Перепугал бедняжку до полусмерти.

– Хорошо бы иметь инструкцию, как надо прожить этот день, – хмуро замечает Анна.

– Ведите себя естественно.

– По-моему, бежать и скрываться бесполезно, – говорит она, с трудом сдерживая раздражение.

На лестнице раздаются торопливые шаги.

Мы молча убегаем. Анна скрывается за углом, а я прячусь в ближайшей спальне. Из любопытства оставляю дверь чуть приоткрытой и вижу, как по коридору, прихрамывая, идет дворецкий. При ходьбе обожженный калека выглядит еще ужаснее, как ожившее пугало в ветхом буром шлафроке и пижаме.

Я пережил уже несколько повторений этого утра и вроде бы должен к ним привыкнуть, но до сих пор помню страх и волнение дворецкого, идущего к Беллу за объяснениями.