Семь столпов мудрости

Я вышел из кабинета и пошел завтракать. Штаб Алленби находился в превосходном месте: прохлада, много воздуха, чисто побеленный дом, защищенный от мух и в какой-то степени музыкальный, если напрячь воображение и услышать музыку в шуме ветра между листьями окружавших его деревьев. Я чувствовал себя стесненно, словно было безнравственным пользоваться белоснежными столовыми салфетками, пить кофе из чашечек, позволять прислуживать себе официантам-солдатам, в то время как наши люди в Умтайе жили как ящерицы среди камней, ели пресный хлеб и ждали, когда их разбомбит очередной аэроплан противника. На душе у меня было беспокойно, когда пробивавшиеся через просветы в листве пыльные лучи солнца озаряли ромбовидный узор выложенной плиткой садовой дорожки, потому что после долгого пребывания в голой пустыне цветы и трава вызывали подсознательное беспокойство, а повсеместно буйно наливающаяся соками зелень полей представлялась вульгарной.

Безукоризненная сервировка и подчеркнутая предупредительность главнокомандующего были верхом комфорта для усталого человека после долгих дней, проведенных в напряжении. Сидевшие со мной за столом Клейтон, Дидс и Доуни были воплощением самого дружеского расположения, как и весь штаб военно-воздушных сил. Бартоломью принес карты и объяснил, что они намерены предпринять. Я сообщил несколько новых подробностей к тому, что ему было известно о противнике, так как был самым лучшим из его офицеров разведки, а раскрытые им в ответ на это их соображения убедили меня в неизбежности победы, какие бы неожиданности в дальнейшем ни возникали. И все же мне казалось, что выбор принадлежал арабам – либо согласиться с тем, чтобы эта победа была всего лишь еще одной победой, либо, еще раз рискнув собой, сделать ее окончательной. Не то чтобы этот выбор в такой формулировке был реальным, но когда тело и душа были так изнурены, как мои, они инстинктивно заставляли думать о благовидном предлоге избежать опасного пути.

Глава 114

Перед самым рассветом на аэродроме австралийцев выстроились два «бристоля» и один DH-9. В кабине одной из машин сидел Росс Смит, мой старый знакомый, которого назначили пилотом нового «хэндли-пейджа», единственной машины этого класса в Египте, предмета гордости Селмонда. Тот факт, что именно Смиту поручили рутинное дело доставки багажа через линию обороны противника, было проявлением особого расположения к нам.

Мы долетели до Умтайи за один час, поняли, что армия ушла, и нам пришлось повернуть обратно, к Ум-эль-Сурабу. Здесь находилась группа прикрытия из нескольких броневиков, а также арабы, попрятавшиеся кто куда при приближении подозрительного для них шума нашего мотора. По равнине бродили симпатичные верблюды, поедавшие великолепную траву. Увидев наши опознавательные знаки, Янг выложил посадочный сигнал и дымовые шашки на площадке, очищенной от камней его и Нури Саида заботами.

Росс Смит обошел по периметру подновленную площадку, тревожно изучая неровности импровизированной взлетно-посадочной полосы. Грунт был пригоден для приземления «хэндли-пейджа». Янг рассказал нам о непрерывной вчерашней и позавчерашней бомбежке, в результате которой были убиты двое солдат и несколько артиллеристов Пизани. Люди были настолько измучены этой постоянной угрозой, что ночью их отвели к Ум-эль-Сурабу. Идиоты-турки продолжали бомбить Умтайю, хотя солдаты заходили туда только для того, чтобы набрать воды, и то только в нейтральные полуденные часы и ночью.

Мне рассказали о последнем ударе Уинтертона по железной дороге той поначалу такой приятной, но потом так печально запомнившейся ему ночи, когда он встретил какого-то незнакомого солдата, которому на ломаном арабском языке рассказал о том, как хорошо у него шли дела. Солдат вознес хвалу Богу за его милости и скрылся в темноте, откуда через мгновение справа и слева обрушились пулеметные очереди! Тем не менее Уинтертон взорвал все свои заряды и отошел в полном порядке, без потерь. К нам пришел Насир и пересказал все местные сплетни: такой-то был ранен, другой убит, этот клан в полной готовности, те уже присоединились, другие разошлись по домам… Три сверкающих аэроплана сильно взбодрили арабов, расточавших похвалы британцам за храбрость и стойкость, когда услышали от меня о легендарных успехах Алленби, в которые было трудно поверить, – взяты Наблус, Афулех, Семах и Хайфа. Умы моих слушателей воспламенились. Бедуины племени руалла выкрикивали требования немедленно выступить на Дамаск. Даже мои телохранители, тусклые глаза и подавленные лица которых все еще хранили память о жестокости Зааги, воспряли духом и стали прихорашиваться перед этой толпой, что было верным признаком улучшения их настроения. Людей охватила лихорадка уверенности в себе. Я решил, что пора было готовить Фейсала и Нури Шаалана к последнему удару.