Джойс рассказал мне, что дела идут хорошо. Ситуация ощутимо изменилась после победы Мавлюда. Турки сосредоточились в Аба эль Лиссан. Мы отвлекали их вылазками против железной дороги к югу от Маана. Абдулла и Али делали то же самое под Мединой; и турки, вынужденные охранять железную дорогу, должны были отрывать людей от Аба эль Лиссана, чтобы усиливать слабые секторы.
Мавлюд дерзко разбрасывал наши посты по плато и начал грабить караваны снабжения из Маана. Ему мешал сильный холод, дождь и снег на высотах. Некоторые из его плохо одетых людей уже умерли из-за этого. Но турки несли равные потери среди людей и много большие — среди транспорта, поскольку их чесоточные верблюды вымирали быстрее, на ветру и в грязи. Потери ограничивали их в перевозке провианта, и продолжалось отвлечение сил от Аба эль Лиссана.
Наконец они слишком ослабли, чтобы удерживать широкую позицию, и в начале января Мавлюд сумел загнать их к Мрейе. Бедуины настигли турок во время перехода и отрезали замыкающий батальон. Это резко отбросило турок назад, в Ахейду, всего за шесть миль от Маана, и когда мы затем нажали на них сильнее, они отступили в Семну, на аванпост Маана, на три мили. Так к седьмому января Мавлюд уже сдерживал Маан напрямую.
Этот успех подарил нам десять дней отдыха; и, поскольку Джойс и я редко пользовались свободой вместе, мы решили отметить этот случай, совершив автомобильную поездку через глинистые равнины к Мудовваре.
Машины были теперь в Гувейре, в постоянном лагере. Гилман и Доусетт, с их командами и пятьюдесятью египетскими солдатами, провели месяцы в вади Итм, строя, как инженеры, автомобильную дорогу через горловину. Это была огромная работа, и теперь эта дорога направлялась к Гувейре. Так что мы взяли тендеры «роллс», наполнили их запасными шинами, бензином, пищей на четыре дня и отправились в нашу разведывательную поездку.
Глинистые равнины были сухими, как кость, и обеспечивали идеальный ход. Шины наших автомобилей оставляли только слабые белые рубцы на их бархатной поверхности, когда мы на полной скорости петляли по гладким просторам, огибая заросли тамариска, и с ревом проносились над крупными утесами из песчаника. Водители радовались в первый раз за девять месяцев и бросались вперед, в бешеной гонке бок о бок. Их спидометры достигали шестидесяти пяти миль в час — неплохо для машин, которые месяцами вспахивали пустыню, и ремонтировались лишь настолько, насколько позволяло время и инструменты под рукой.
Через песчаный перешеек от первой до второй равнины мы построили вымощенную дорогу из кустарника. Когда она была готова, машины пошли по ней, дымясь и шипя, на опасной скорости, чтобы не застрять, прямо по буграм, что, казалось, угрожало рессорам. Однако мы знали, что «роллс-ройс» сломать практически невозможно, и больше переживали за водителей, Томаса, Роллса и Сандерсона. Резкие толчки вырывали у них руль, и после этого перехода руки у них были в крови, а сами они задыхались.
Мы остановились на обед и отдохнули, а затем — снова скоростной бросок, с диким заворотом в середине, когда мы увидели над равниной газель, и вот две мощные машины кренились в сторону, преследуя ее.
На краю второй равнины, Гаа Дизи, мы прошли тяжелую милю до третьей равнины, Абу Савана, через которую мы предприняли славный финишный рывок в пятнадцать миль через грязь и через такие же твердые равнины кремния. Мы проспали там эту прохладную ночь, осчастливленные консервами, чаем, печеньем, английской речью и смехом вокруг костра, сыплющего золотыми искрами от жесткого кустарника. Когда же это нам прискучивало, под нами был мягкий песок и два одеяла, чтобы завернуться в них. Для меня это был праздник, и рядом не было ни одного араба, перед которым приходилось бы разыгрывать мою утомительную роль.
Утром мы доехали почти до Мудоввары, найдя, что у водораздела земля отличная. Так что наша рекогносцировка увенчалась быстрым и легким успехом. Мы повернули назад сразу же, чтобы раздобыть бронемашины и предпринять непосредственную операцию вместе с отрядом горных орудий Тальбота.
Этот отряд был остатками, которые генерал Клейтон видел в Египте и послал нам в минуту озарения. Шесть «тальботов», специально оборудованные для тяжелой работы, включали две десятифунтовки вместе с британскими артиллеристами. Было дурно давать хорошим людям такие дрянные орудия, но это ничтожное оружие, казалось, никак не отразилось на их духе. Их командир, Броуди, был молчаливым шотландцем, он никогда не бывал чересчур бодрым, никогда — чересчур любопытным, находил постыдным обращать внимание на трудности, и отпечаток его личности лег на его товарищей. Как бы ни была трудна их задача, они шли на нее в атаку с незамутненной решимостью, что их воля одержит победу. Каждый раз, при каждой трудности их можно было наверняка найти в нужном месте в назначенный час, взмокших, но невозмутимых, и никогда не услышать ни слова оправданий или жалоб.