Семь светочей архитектуры. Камни Венеции. Лекции об искусстве. Прогулки по Флоренции

XI. И вот ради тех отдаленных времен мы и должны строить; не отказывая себе в удовольствии придавать законченность своей работе, без колебаний наделяя ее такими свойствами, которые зависят от тонкости исполнения, доведенной до совершенства, даже если мы знаем, что с течением лет такие детали могут быть утрачены, но следя, чтобы ради такого рода результата не жертвовать вечными качествами и чтобы выразительность здания не зависела от чего бы то ни было недолговечного. Поистине закон хорошей композиции при любых условиях состоит в том, чтобы расположение больших масс всегда было первостепенным по отношению к проработке малых; но в архитектуре многое заключается в этой проработке, которая может быть более или менее подробной в зависимости от правильного учета возможного воздействия времени, и (что еще более важно учитывать) в самом этом воздействии заключается красота, которую ничто иное не заменит и на которую разумно полагаться и надеяться. Ибо хотя до сих пор мы говорили только об ощущении времени, но есть истинная красота в его отметинах, настолько великолепных, что они нередко становятся предметом особого внимания среди определенных школ в искусстве и накладывают на эти школы отпечаток, обычно обобщенно выражаемый словом «живописность». При рассмотрении нашей нынешней темы весьма важно установить истинное значение этого определения, которое сейчас широко используется, ибо из его употребления можно вывести принцип, который, будучи неявной основой многих истинных и справедливых суждений об искусстве, никогда не был понят настолько, чтобы стать определенно полезным. Возможно, ни одно слово в языке (за исключением богословских терминов) не было предметом столь частого или столь длительного обсуждения; однако ни одно слово также не остается столь неясным по своему значению, и мне представляется весьма интересным исследовать суть той идеи, которую все ощущают, по-видимому, по аналогии с подобными вещами, однако любая попытка ее определить, по-моему, всегда заканчивается либо простым перечислением впечатлений и предметов, к которым применяется этот термин, либо попытками абстрактных рассуждений, более вздорных, чем любые, когда-либо дискредитировавшие метафизическое исследование других предметов. Уже упомянутый мною теоретик искусства, например, всерьез выдвинул теорию о том, что суть живописности состоит в выражении «всеобщего упадка». Любопытно было бы увидеть результат попытки пояснить эту идею живописности на примере полотна, изображающего завядшие цветы или гнилые фрукты, и равно любопытно было бы проследить канву любого рассуждения, которое, исходя из такой теории, должно объяснять живописность мула в противоположность коню. Но даже самые абсурдные рассуждения подобного рода могут быть извинительны, ибо эта тема действительно относится к числу самых неясных из всех, которые могут быть по правилам подчинены человеческому разуму; и идея эта сама по себе столь различна в умах разных людей в зависимости от предмета их изучения, что никакое определение не смогло бы охватить более чем некоторое число ее бесконечных разновидностей.