Семь тетрадей. Избранное (сборник)

Вино и флаги – все, как встарь,
Гуляют все – банкет оплачен.
Подавлен бунт, а сам главарь
Был окружен, разбит и схвачен.

Он знал, конечно, что теперь
Его последняя премьера.
Но ждет идея, – верь не верь, —
Последствий мрачного примера.

Правитель, замыкая круг,
Зловеще горбил эполеты.
Сложив на древко кисти рук,
Палач насвистывал куплеты.

Какой прекрасный диалог!
Палач, смыкая брови-дуги,
Его умело приволок
На эшафот, скрипя с натуги.

Он бить мечтал не просто так,
А между третьим и четвертым,
Где кровью пучится желвак,
Ярмом веревочным натертый.

Смельчак был смел. Но в этот час
Он зубы сжал, чтоб страх унялся,
И что он мог сказать сейчас,
Когда топор уже поднялся?

Он верил Богу и отцам,
Не зная, что когда нужнее,
Что гнев, разлитый по сердцам,
Уже не гнев, а пострашнее…

Но был он с этим не знаком,
И – кровь на белую рубаху —
И, хрустнув шейным позвонком,
Упал, как окорок, на плаху.

И вот когда, от крови ржав,
Топор закончил скорбный номер,
Суставы мягкие разжав,
Он душу выпустил и помер.

Дрожала сеть кровавых жил,
И горла вытянулся провод.
Всю убедительность вложил
Он в этот самый веский довод.

А всю любовь, какую смог,
Оставил нам в последнем слоге,
Чтоб этот вечный диалог
Не доходил до аналогий.

«Бить собак – это очень плохо…»

Бить собак – это очень плохо,
Что-то вроде как совесть и душу
Выколачивать до последнего вздоха,
Как боксерскую грушу.

Только, будто подушка из пуха,
Люди бьют человечьего друга,
Бьют ногами по мягкому брюху,
Где соски розовеют упруго.

Потому что смешно и забавно,
Если горлом кровавая каша,
И клыки разжимаются плавно,
И немного торжественно даже.

Убежала б, да ноги из ваты,
И завыла б, да только не может.
Ну, а люди, они ль виноваты,
Если сила пьянит и корежит?

Сила – все, если разума кроха,
И не кажется вовсе, будто
Бить собак – это очень плохо
И нечестно еще почему-то.

Что придумать глупей и злее,
Что страшнее такого увечья?
Выколачиваем, себя не жалея,
Выбиваем все человечье.

Дождь (эскиз)