Семь троп Питера Куинса

Питер поспешно отвернулся, ибо увидел в глазах Тигра слезы. Это его расстроило.

— Поторопись, Питер. Когда снова буду в седле, приеду за тобой. Уезжай и скажи Монтерею, что ты меня подстрелил, но мои люди меня отбили.

Питер помрачнел:

— Не объяснишь ли ты мне только одно, отец?

— Все, что угодно.

— Почему ты пытаешься увезти девушку?

— Что тебе рассказал Монтерей?

— На мой взгляд, довольно правдоподобную историю, — поколебавшись, произнес он, желая дать возможность отцу сообщить всю правду.

— История, что рассказал тебе Монтерей, должна звучать довольно правдоподобно, — задумчиво произнес отец. — Потому что… подними-ка меня и положи мне под спину куртку.

Стараясь не выдавать чувств, он закрыл глаза. Питер Куинс, приподняв отца за плечи, подложил под спину свернутую куртку. Джон Куинси кивнул:

— Так лучше.

— Па, — тихо проговорил Питер, — тебе же очень больно. Каждый вдох стоит мучений!

— Ни капли, — ответил Джон. — Ни капли. Пуля твоя скользнула по ребрам как струйка воды по просаленной бумаге. Меня выбило из седла, да вот еще немного ослаб от потери крови. Скоро встану на ноги. Не пройдет и десяти дней, как снова буду в седле и… ладно, вернемся к Монтерею. Дай-ка для начала сигарету.

Питер проворно свернул сигарету и сунул в рот. отцу. Зажег и стал смотреть, с каким неизъяснимым наслаждением Джон Куинси затягивается дымком, чувствуя, что каждый миг, проведенный в, обществе этого человека, делает его неизмеримо богаче. К нему возвращалось нечто такое, что дороже любого золота. Он видел отца спокойным и умиротворенным. К глазам подступали слезы, дергались губы. Ради этого бедняги, которого так потрепала судьба, он был готов отдать все силы, самое жизнь.

— Черт возьми! — воскликнул вдруг Питер. — Совсем недавно я счел бы себя счастливейшим на свете, если бы всадил в тебя пулю, а теперь я счастлив гораздо больше, потому что ты со мной и мы с тобой мирно беседуем. Продолжай, па!

Отец крепко сжал руку сына и начал рассказ. Время от времени останавливался, морщась от боли. Потом неторопливо продолжал ровным глубоким голосом. Питер Куинс, откинувшись спиной к скале, внимательно слушал, только время от времени вставая, чтобы дать отцу глоток воды или бренди из фляжки, в зависимости от того, что, по его мнению, в тот момент казалось нужнее.

Глава 30 РАССКАЗ ДЖОНА КУИНСИ

— Зло, которое совершил Монтерей, — большое зло, — начал Джон Куинси, — ибо если хороший человек творит зло, то оно обязательно большое зло. Понял?

— Выходит, Монтерей хороший человек?

— Да, он хороший человек, — кивнул отец.

— Мне показалось…

— Что показалось?

— Показалось, что он довольно много темнит.

— Что в этом плохого? Он жадный?

— О нет.

— Жестокий?

— Думаю, нет,

— Так какой же он?

— Не могу сказать ничего определенного, — признался Питер Куинс. — Но я его боюсь.

— Вот в этом все дело, — согласился отец. — Когда хороший человек творит зло, он выворачивается наизнанку и становится хуже самого конченого негодяя. Монтерей был одним из самых замечательных людей. Он совершил зло, и оно его отравило. Но внешне он сохранил личину порядочного человека. Теперь все по порядку.

Он помолчал, закрыв глаза, вспоминая подробности. Потом заговорил:

— Когда я, направляясь прямо на юг, покидал Штаты, во мне кипела злоба. Я был тяжело болен. На моих глазах умерла жена, на моих глазах заживо сожгли, как я думал, моего малыша. — Джон Куинси жадно посмотрел на сына. — Ты так похож на мать, парень, — тихо сказал он. — Гляжу на тебя, а в глазах малыш, которого я потерял, и моя бедная девочка! Ладно, не стану отвлекаться. Но я не в силах… просто не в силах забыть! И тогда со мной творилось то же самое. Я понимал, что если останусь в Штатах после того, что сделали с моими самыми близкими, то буду убивать. К тому времени в Штатах на меня уже навесили не одно убийство. Но все эти обвинения гроша ломаного не стоили, вранье с начала до конца. Все это ложь, сын! Когда человек оказывается вне закона — когда он по глупости избегает предстать перед судом и объявляется преступником, — ему приписывают все, что случается на сотни миль кругом.