Куинси, тяжело вздохнув, замолчал. Питер замер, стараясь не упустить ни слова.
— Что это она, у меня не возникло ни малейшего сомнения, — продолжал разбойник. — Вылитый отец! Сходство настолько очевидное, что, если бы в суд предъявить фотографию отца, он как пить дать признал бы Монтерея виновным.
Конечно, не здесь, в Мексике. В этих краях на Монтереев молятся все, и не без оснований. Для бедных и болящих на сотню миль вокруг Каса-Монтерей они — Провидение Божье. Так вот, сынок, именно над этим я и размышлял, сидя в седле и глядя на девчушку.
Тут она, увидев меня, завизжала, и я скрылся за деревьями. Меня заметила нянька и тоже подняла визг. Я оказался не готов. Решил, прежде чем действовать, собрать побольше сведений.
В тот вечер, вернувшись в банду, я выбрал самого надежного человека, старика, не владевшего уже ни револьвером, ни ножом — руки тряслись. Но ему не было цены, когда требовалось что-нибудь выведать или подготовить загашник. Я послал его в Долину Монтерея разузнать все, что можно, о девочке.
Через двадцать четыре часа он явился и выложил все, что мне хотелось узнать. Целый час пересказывал мне историю, которую разнюхал у самой няньки.
Коротко дело обстояло так. Овдовевшая сестра Монтерея возвращается из Штатов, он везет ее в Мехико рожать. Она очень больна — так сильно, что целых две недели ей не показывают ребенка. Возьми на заметку, сынок! Целых две недели! Затем настает день, когда доктор говорит, что надо показать ребенка, потому что мать жаждет увидеть свое дитя. Приносят маленькую здоровенькую девочку… что, по словам няньки, довольно странно, если принять во внимание, в каком состоянии находилась мать, когда рожала!
— Очень странно! — кивнул Питер Куинс, припоминая, что говорили ему о рождении Мэри.
— Слишком странно, чтобы быть правдой, — продолжал Джон Куинси. — Но мне-то хватило одного взгляда, чтобы убедиться, что Мэри, которую я видел в лесу, и есть та Мэри, дочь Кейт Сэнборн, — Мэри, которую я поклялся беречь!
И вот она здесь, воспитывается в семье, которая не имеет на нее никаких прав и ни словом не обмолвилась о ее настоящих отце и матери. Понимаешь? Всю ночь я провертелся в раздумьях. И понял, что, если я не найду способа отобрать у них и самому вырастить девочку, чтобы она знала, кто ее законные родители, лицо покойной Кейт Сэнборн будет преследовать меня до конца дней. Понял?
Но как воспитывать ребенка, скитаясь в горах? Скажу тебе, что я сделал. Совершил самый большой в жизни налет. Спрятал монету и стал ждать случая. Потом купил — точнее, поручил купить — небольшой шлюп, поставил его в бухточке на побережье, откуда в любой момент мог бы выйти в море. Завершив приготовления, я отправился в Долину Монтерея и стал ждать момента, чтобы забрать девочку. Я задумал пересечь с ней горы, спуститься к бухте, где стояло наготове судно, и двинуться вдоль побережья до какого-нибудь южноамериканского порта. Там пересесть на пароход, следующий в Европу. Обосновался бы в Европе и стал растить Мэри под ее собственной фамилией — Мэри Сэнборн, воспитав из нее настоящую леди. — Взгляд и голос рассказчика преисполнились воодушевления. — Потому что и в пять лет она уже выглядела маленькой леди. Гордо поднятая головка, тихий, спокойный голосок — ну прямо принцесса, сынок!
— Готов поклясться, что так оно и есть! — устремив взгляд вдаль, тихо произнес Питер Куинс. Перед глазами стоял запомнившийся до мельчайших деталей образ.
— Итак, я спустился с гор и в один прекрасный день, схватив Мэри, поскакал с нею на руках в горы. Но тогда мне не везло. Совершенно не везло! — Со стоном закрыв глаза, он снова смолк. — Поднялся пронизывающий ветер, солнце закрыли тучи. И буквально в одну минуту началась буря. Я поглядел на Мэри.
«Страшно?» — спрашиваю ее.
А она молча, словно совенок, спокойно глядит на меня. Я еду дальше.
«Не замерзла, хорошая моя?» — спрашиваю я чуть спустя.
А она только спокойно таращит на меня глаза и, ей-богу, Питер, улыбается! Личико посинело от холода, а она улыбается! Наверно, думала, что все это игра, а я что-то вроде взрослого напарника по играм.
Знаешь, сын, когда я увидел эту улыбку, у меня чуть не разорвалось сердце. Я чувствовал, что это не мой день. Буря донимала даже меня. А для нее это путешествие могло обернуться смертью. Так что я в целости и сохранности оставил ее на обочине, хотя чувствовал, что расстаюсь с частью собственной души. Все время, пока я держал девчушку на руках, я представлял, что прижимаю к себе собственного сына, Питера, которому, когда я видел его в последний раз, как раз исполнилось пять лет. — Голос замер. — Вот и вся история, — помолчав, закончил Куинси. — Я снова и снова пытался добраться до нее, но всегда безуспешно!
По этой же причине я выслеживал беднягу Мартина Эвери. Мой лазутчик видел, как он входил в тайный ход в Каса-Монтерей. На следующий день, вернее, той же ночью Эвери бежал. Монтерей организовал преследование. Я понял, что Эвери увидел больше, чем ему положено, поэтому, выследив его до постоялого двора, захватил, чтобы потолковать.