— Какой ориентир для бракосочетания по европейскому календарю предлагаете вы, Соломон?
— К чертям календарь! Смотрите в окно, дружище, и подарите ей свое сердце, как только расцветут крокусы…
В последнее время сильнее, чем когда-либо, Соломон Барсак чувствовал себя иудеем. Какая-то подспудная древняя мудрость, таящаяся в его крови, пробивалась к разуму, но застревала на полпути, переполняя сердце. Сердце подсказывало ему, что надо доверять знакам, намекам судьбы — цветущим на тетради Дикси веселым первоцветам. И надо быть хитрым и осторожным во всем, что касается «фирмы». Если в замок отправляется Руффино — значит, близится финал. Зная «творческие установки» Шефа, Соломон предполагал, как далеко он может пойти в «реабилитации вечных ценностей», и потому попросил аудиенции.
Шеф выглядел смущенным, делал вид, что избегает крупного разговора с Солом. Но после некоторых уверток рискнул выложить все начистоту.
— Мы водили тебя за нос, старик. Извини, для меня искусство прежде всего. Жаден, жаден, мать родную готов продать… Царство ей небесное… Личные отношения мешают делу. Ты слишком прикипел к нашей красотке, снимая ее горячую постельку. Это и понятно — меня самого от твоих шедевров потянуло на сладкое. Но дело прежде всего: Соломон Барсак взбунтовался, и фильм досняли другие ребята. — Шеф печально вздохнул. — Надеюсь, ты не в обиде?
— Досняли? Разве работа с «объектом № 1» завершена? — Сол ехидно изобразил удивление. — По контракту осталось пять дней — не верится… Идете с опережением графика?
— Ну, кое-что смущает. — Шеф досадливо поморщился. — Ты, наверно, в курсе: голубки засели в своем «родовом гнезде», планируя пожениться, как только уладятся все формальности с разводом Маэстро. Что и говорить — перемена в биографии господина Артемьева весьма впечатляюща: нищий лабух из дикой страны — и прямо в европейские аристократы. К тому же Дикси — не из последнего десятка и влюблена по уши. Ловко он охмурил нашу красавицу… Судя по всему, — Шеф доверительно понизил голос, — как я сумел убедиться из кинодокументов, у россиян могучий сексуальный потенциал. Непаханая целина. Раньше весь пар шел в идеологию и «военку», а теперь — нате, разрешили — вперед! Куда там американским плейбоям!
— Но ведь они действительно… Как бы это сформулировать для твоих ушей поделикатнее, — любят друг друга. Именно так, как здесь талдычил все время этот толстозадый Руффо. Любят по-настоящему.
— Это как раз было бы великолепно. Прямо по сценарию. Завершить фильм торжеством великого чувства, стирающего все границы, в частности социальные, государственные, мировоззренческие… Если Артемьев так прост и романтичен, как тебе кажется, он простит прекрасную Мессалину… Любовь преодолеет и это препятствие, что означает полное духовное возрождение грешницы и нравственное торжество героя… Прямо Лев Толстой… Если, повторяю, Маэстро не плут.
— Он настоящий влюбленный. Я сам видел.
— Ну что, что ты такое видел, Сол? Как ловкий парень, прикидываясь простаком, играя в этакого дурашливого героя, прибрал к рукам сердце развращенной, пресыщенной мужским вниманием женщины?
— Нет… это просто невозможно. Он не лицемерил… Такое всегда заметно.
— Если бы было заметно, то брачным авантюристам пришлось бы менять профессию. Не делай скоропалительных выводов, Сол. Я знаю, у тебя мягкое сердце… Руффо — человек без сантиментов, именно поэтому я посылаю его в Вальдбрунн, чтобы разведать подлинное положение вещей.
— Понимаю, он возьмет русского на понт, показав ему кое-какие заснятые мной факты из биографии невесты, и проследит реакцию…
— Да, это проще всего. Расчет или истинное чувство в такой ситуации обязательно обнаружат себя.
— Ты бы не согласился, Заза, передать миссию Руффо мне? Я завтра же буду у Дикси и постараюсь все разузнать. Что называется, из первых рук, деликатно.
— Деликатность здесь неуместна, дорогой. Впрочем, отправляйся. Тебе удастся слегка притормозить напор Руффо, чтобы он не зашел слишком уж далеко.
— «Группа слежения» будет там? Я не должен выполнять прежние обязанности как оператор?
— Ну прихвати на всякий случай свои игрушки. Тебе же без них скучно. Признайся, Сол, ты, верно, и в постель ложишься с камерой, как этот русский со скрипкой?
— Бывает. Если нет лучшей кандидатуры.
Хозяева собрались покинуть Вальдбрунн до весны. С утра Дикси сообщила Рудольфу о намерении устроить прощальный ужин.
— Только, будьте добры, сделайте все как в тот день, когда мы впервые уселись за этот королевский стол — цветы, свечи и приборы визави — по самому длинному маршруту.
Они предполагали чинно поужинать тет-а-тет, навестить башню и накрепко запереться в своей спальне, вспоминая первую проведенную здесь ночь и стараясь не думать о том, что на следующий день «мерседес-бенц» вернет их в Вену…
А к обеду в поместье заявились гости.