Семь тысяч с хвостиком

- Да что ж баить? – за всех выдохнул довольно молодой сотник Казма Головин. Несмотря на свои годы, Казма уже прошел огонь сражений с ляхами и числился на добром счету в Москве, там его пророчили аж в столичные стрелецкие головы. – Вот разумеем мы Леонтий Еремеевич, что подпалили склады не тати и не беглые, а ляхи, что вот уже месяц шалят на дорогах, сеют смуту и подбивают народец к крамоле.

- Да это знамо и без тебя! Об этих делах воевода давно отписал в столицу! Вот и господин особый обыщик прибыл к нам посля письменов воеводиных. Ты вот лучше скажи, как твои стрельцы несли дозор, коли пропустили ляхов?!

- Стрельцы справно несли дозор, но хитры ляхи попались…

- Стало быть никто и не виновен?

- Стрельцы в этом случае не лытали, а поступили как следовало. Это они и наткнулись на ляхов и зараз стали преследовать тех по слободам. И теперяча они караулят ляхов, что сховались в укрытии, ждут подмоги чтоб схватить их…

- Слухаю я тебя, Казма, и кажется мне ужо, что им по рублю надобно давать за их дела! А склады промеж тем сгорели. И добра там несметно сгинуло, – все еще сердито сказал Леонтий, но уже более примирительным тоном. – Вот я и вопрошаю, что далее делать будем? А коли ляхи начнут посадских людишек резать, как было уж не однажды!?

- Зараз по слободам гуляют усиленные стрелецкие и казацкие дозоры, коим велено всех смутьянов и буйных препровождать в воеводские темницы. Отправил я и конные разъезды на все тракты. Велено атаманом казацким быть готовыми выступить супротив крамольников всяческих, - ответствовал сотник Головин, вонзившись ладонью в свою густую бороду.

- Леонтий, а скажи мне, - тихо произнес Тимофей, но как только он издал первый звук в избе все замолчали, - кто доносил о смуте и крамоле?

- Так у воеводы есть на то свои холопы. Они посередь и посадского люда, и крестьян, и казачков, да и средь стрельцов их немало…

- Мне нужно с каждым побеседовать с глазу на глаз…

- Со всеми?! – удивился стрелецкий голова.

- Их много?

- Разумея, что тьма…

- Десять? Пятьдесят?

- Хм… раз в сам-пять…

- Ну, тогда с тем, кои знають больше остальных. Есть таковые?

- Как не быть!

- И где мне с ними повстречаться?

- Так, есть на то у нас специальная изба.

- Вот туды и ведите мне их. И еще! Там в бумагах воеводы сказано, что надобно мне дать в подчинение десяток стрельцов. Распорядись, Леонтий, чтоб десятка энтова была всегда подле меня…

- Слушаюсь, батюшка, - покорно сказал стрелецкий голова, понимая кто тут старший. Потом он посмотрел на седого пятидесятника. – Матфей Дмитрич, есть у тебя нонче вольная десятка?

- Есть, Леонтий Еремеич. Да вот хотя бы десятка Захара Котова, что околачивается зараз во дворе. Им уже дано особое предписание, вот его десятку можно и передать в подчинение. Только вот Захар…

- Что? – строго прервал пятидесятника Леонтий.

- … Шипко горяч он. Сгодится ли он в таком деле…

- Пущай не куралесит! Голову оторву если чё! Понял?!

- Понял, батюшка…

- Вот, Тимофей Андреевич, и десятка тебе. Стрельцы справные, не раз ходили и на ляхов, и в дозоре они первые, и в сражении. А десятник их храбр, как черт, вот только маленько своенравен, но если его осечь, то горя с ним не будешь знать. Шоры ему нужны! Ну, а если чё не так, то ты сказывай мне, а я ужо разберусь.

- Поди поладим! – проронил Тимофей.

- Тебе сейчас позвать Котова? – спросил Леонтий.

- Думаю да…

- Прохор! – рявкнул голова. – Зови Котова к господину особому обыщику!

- Не изволь сердиться, Леонтий Еремеич, - услужливо пропел пристав и соскочил со своего места за столом.

Выйдя из избы, он плотно закрыл за собой дверь так, что внутри не было слышно, о чем он говорит со стрельцами во дворе. Скорее всего он готовил десятника к появлению перед очами головы и московского чиновника, да отвечал на вопросы стрельцов, томимых неведением. Однако Прохор вернулся быстро. За ним в избе появился крепкий мужчина лет сорока от роду, темноволосый с проседью. Седые волосы серебрили его голову ровно наполовину. Тимофею отчего-то подумалось, что так чернеет серебро на монетах, покрываясь патиной. Десятник Котов, держа в правой руке смятую шапку, отвесил не глубокий и совсем не почтительный поклон.

- Заходи, Захар! – строго приветствовал его Леонтий.

- Доброго здравия тебе Леонтий Еремеич! И вам господа хорошие не болеть!

- Проходи Захар, садись за стол, - не попросил, а приказал стрелецкий голова.

Десятник прошел в дальний угол избы и сел с противоположного края длинного стола, тем самым давая понять, что он знает свое место, но все это он проделал так, словно был каким-нибудь сыном боярским, гордо и с достоинством.

- Захар, вся твоя десятка здеся? – спросил также строго стрелецкий голова.

- Вся, батюшка…

- Будете отселе выполнять все указания господина особого обыщика Тимофея Андреевича Романцева.

Десятник встал и поклонился указанному мужчине, а потом и голове. Сев обратно, он сжал шапку сильной рукой и молвил.

- А что Леонтий Еремеич нам надобно выполнять? Ежели идти на татей, ты мы готовы хоть зараз!

- У вас нонче несколько иная забота, - отрезал голова.