Уже далеко за полночь в воеводские палаты прискакал человек с запиской от Ивана Васильевича. Его провели в покои Ольги. Женщина, приняв от молодого парня свернутую в трубочку записку, дала тому серебряную чешуйку и, когда тот с поклоном удалился, развернула бумагу. В ней воевода просил супругу не беспокоиться и не ждать его, поскольку дел невпроворот и до утра он с ними не управится. "Ложись, милая, спать, и ни о чем не кручинься!" - писал своим твердым довольно красивым и разборчивым почерком Морозов. Прочитав письмецо несколько раз, Ольга сбросила домашний кафтан, задула свечи и легла в прохладную кровать, утонув в мягкой перине и теплом толстом одеяле, - дарах крымских купцов, что преподнесли они главе Тульского уезду за благосклонное отношение к их нуждам и торговым интересам. Усталость и переживания долго еще боролись, но усталость и сон в конце концов одержали победу, и женщина уснула.
Ночь, с легким морозцем, пока еще лунная и звездная правила миром в тот поздний и кое-где тревожный час, но вскоре набежали тучи и скрыли божественность неба в серости земной жизни. Весь огромный дом боярина Морозова спал. Дворовые девки и молодые парни, поварята и их глава, подьячий, сладко улыбался в предвкушении получения от хозяина части мзды, караульные казаки, усталые и промерзшие после своей смены по охране имущества воеводы, - все спали, даже псы, посаженные на железные цепи, и те мирно дремали в своих убежищах, положив большие головы на сильные лохматые лапы. В отличие от близлежащих слободок Тульский кремль спал спокойно под надежной защитой своих толстых ни раз проверенных в баталиях и осадах, стен. Два казака, что караулили в этот час во дворе, стояли возле конюшни и, чтоб прогнать сон разговаривали о жизни.
- Так как разумеешь, дадут мне дачу возле ручья, что впадает в Упу за Колединой? Тама я слыхал земли хорошие, черные и уже давно многие на них зарятся, - спрашивал один казак.
- Так там уж и нет свободной земли! Всю раздали стрельцам, что вернулись с Белого города. Да и было там четей сотни две! Проспал ты, Харитон! - зевая отвечал другой.
- Так что ж, тепереча деить? - расстроился первый.
- А ты поезжай в Царев-Алексеев, там щас ой как народец нужен! Вот там тебе и нарежут землицы, гутарют, что на казака дают аж по сорок четей! Земли там немерено же!
- Ага! Так там и татары крымские балуют, да ляхи с черкасами грабють! Вот и кумекай, нужна там землица али здеся без нее спокойнее.
- Так там тож скоро все будет спокойно! Ляхов все меньше, черкасы, те, вроде просят государя нашего взять их к себе. Татаров, да турков всяких отодвинут от черты. Вот и будет там не прикордонная жизня, а самая, что ни наесть мирная!
- Эх, Данила, твоим бы устами да мед пить! - вздохнул Харитон.
- А слышал ты, друг мой закодычный, про то, что боярский сын, по имени Акиня Шеин, собака, подбивает на смуту, уговаривает идти скопом супротив воеводы нашего боярина Морозова?
- Слыхал...
- И что скажешь?
- Не, оно его понять можно, конечно... обнищал народец..., но и от смут устал..., не поднимет он нонче людишек...
- Как знать. Толкуют, что платит он пришедшим к нему хорошо, сребром, да посулы разные делает такие, что остаются с ним казаки, люди посадские, черносошные всякие...
- А стрельцы?
- Нет, про стрельцов не слыхивал...
- Я так разумею, соберется громадный скоп, пойду за ним. Нет - буду молчать и тянуть лямку на воеводу. Опять же из-за детишек.
- Трусоват, ты Харитон, как я погляжу. Всего боишься, вот и живешь впроголодь, да семью не можешь накормить! На наши жалования не прокормиться! Кабы дача у тебя была, так нету, старшому твоему братцу досталася земелька отцова.
- Так поди страшно! Вон гутарют, что по слову и делу государеву летом троих стрельцов четвертовали, а они всего лишь вспоминали в кабаке добром Болотникова, мол, смелый был и за народ стоял.
- Так ты может и сам крикнешь завтра об нашем разговоре?
- Нет, не пужайся, не крикну!
- Еще б, ведь изветчику - первый кнут! А ты трусоват, Харитон...
Внезапно Данила замолчал и напрягся, прислушиваясь к шуму, что донесся вдалеке.
- Чу! Где это? - прошептал он.
Харитон тоже замер и стал водить головой, поворачивая свое правое ухо, коим слышал намного лучше, как сам считал. Поводив и прикинув в уме далече ли был шум, он немного расслабился.
- Э, да это ты трусоват, Данила! Услышал шум телег и уж испужался! Это телеги въехали в кремль. Наверное, либо купцы запоздалые, либо отряд стрельцов, либо какая вереница к воеводе в избу.
- Я не испужался, а моя забота караулить, покой воеводы и его домочадцев, посему и исполняю ее исправно. А коли не буду прислушиваться, да приглядываться, то какой прок от моего караула.