Семь тысяч сто с хвостиком (СИ)

- Сказывал, что заедет в съезжую избу.

Они вышли во двор. Захар еще не ушел и стоял с Ванькой Чернобровом. Он не увидел вышедших, так как стоял спиной к крыльцу.

- Захар! - окликнул десятника Леонтий. Тот быстро обернулся. - Ступай со своей десяткой отдыхать! Завтра поутру быть тута!

- Слушаюсь, - поклонился десятник, он уже знал об этом приказе, поскольку о том же говорили ему не единожды. Захар повернулся к Черноброву и тихо сказал: - Ну, что слыхал? Пошли по домам, завтре будет еще тяжче денек!

Тимофей и Леонтий в сопровождении Серафима и пятерых стрельцов вернулись к стрелецкому приказу, где их ждали кони. Стрелецкий голова попрощался с московским обыщиком и в сопровождении десятки конных стрельцов ускакал. Тимофей же, не спеша под охраной пяти пеших стрельцов, поехал к воеводскому дому, где для него была приготовлена комната и где его ждали вкуснейшие яства и теплая мягкая постель в хорошо протопленной комнате.

День вступил в свои права. Солнце изредка, но пробивалось сквозь серые, тяжелые тучи. Дул холодный, но не сильный ветерок, пронизывая Тимофея насквозь. Порой накрапывал мерзкий холодный дождик. Листва на деревьях почти вся опала, а те листья, что держались за ветки из последних сил, красили утро в желтый и красный цвета. Несмотря на беспокойное время жизнь в городе и слободках продолжала течь так, словно ничего особливого не происходило. Все так же поутру торговцы везли свой товар к стенам кремля, раскладывая там свежее мясо, овощи, мед, яйца и молоко. Куры пока еще живые кудахтали в корзинах, ожидая своей участи, не разумея с какой целью их везут на базар. Возле белокаменных храмов сидели нищие, прося милостыню, мимо них чинно проплывали церковные служители в черных рясах, им было не до нужды народишка, недоедающего и мерзшего на ветру, они спешили вознести свои молитвы к богу, всевидящему и всепрощающему, милостивому и любящему.

Конь под Тимофеем ступал чинно, благородно и гордо, будто понимая какого высокого государева слугу он несет на своем горбу. Понурые и сонные стрельцы шествовали вслед за конем и только один вел животное под уздцы. Сабли стрелецкие бились о ноги и мешали тем брести, пищали тяготили плечи, но были готовы в любой момент пальнуть по врагу. То и дело, проезжая мимо горожан, особый обыщик чувствовал на себе взгляды, некоторые из них были равнодушными, другие завистливыми, третьи даже с плохо скрываемой злобой. Он привык уже к тому, что люди боялись его, а значит уважали и поэтому не обращал на людишек никакого внимания. Голова Тимофея была занята делом, государевым делом и холопы его совсем не интересовали, только разве если они затевали меж собой воровство какое или не дай бог худое супротив государя, вот в таком случае он готов был влезть в душу каждого холопа, положить на это и время, и здоровье свое, но все выведать, до всего дознаться и преподнести судьям виновного со всеми добытыми доказательствами.

Так уныло и медленно Тимофей со своей охраной добрались до ворот дома воеводы. Держащий под уздцы коня стрелец постучал в ворота и те открылись, пропуская внутрь высокопоставленного гостя и временного жильца, прибывшего из самой Москвы.

- Здорово Данило! - приветствовал открывшего ворота казака стрелец.

- Здорова, Игнат! - ответил казак. - Что такой хмурый?

- Не спамши... Ну, ладно, вот господин особый обыщик, сопроводили в целости и сохранности. Тепереча пойдем к допросной избе в караул.

- Ну бывай!

- И тебе не хворать!

Во дворе Тимофей соскочил с коня, придерживаемого подоспевшим опричником воеводы, и направился в дом. Коня поставили в стойло и на этом суета вокруг возвращения московского чиновника, закончилась. В доме Романцева встретила знакомая уже дворовая девка, она помогла ему снять кафтан и приняла от него шапку, подбитую дорогим мехом.

- Откушаешь? - спросила она, как ей было велено порядками правилами, установленными воеводой и почерпанными им в путешествиях по чуждой русскому человеку Европе.

- Да, пожалуй.

- Тебе, господин, куда подать? В трапезную или желаете в комнате?

- Принеси в комнату! - немного подумав, приказал обыщик. Он очень устал и только теперь это остро почувствовал в тепле и уюте воеводского дома.

- Барин, тебя проводить в комнату?

- Нет, найду путь... ступай...

- Слушаюсь, - поклонилась девушка и убежала.

Дорогу до своей опочивальни Тимофей нашел без труда, сказывалась его наблюдательность, отменная память и логика мышления. Закрыв за собой дверь, он сбросил с себя всю одежду и оставшись в исподнем с голым торсом, умылся теплой водой, что была налита в медный таз. Поплескавшись и насухо вытеревшись, мужчина облачился в свободную рубаху с разрезом сбоку из шелкового материала. Он не любил, находясь дома, облачаться во множество одежд, как это делали его знакомые и многие знатные москвичи. Простота в одежде ему была по нраву, но, конечно, на людях он следовал моде и этикету и часто поверх кафтана одевал ферязь, а в морозы - на нее еще и дорогую шубу.