Семь тысяч знаков

– Мамуля, смотри, я лечу жука! Я приклею ему крылышко, и он снова будет летать! – девочка лет пяти с пронзительными синими глазами восторженно смотрела на мать.

– Фу, Аделина! Как тебе не противно? Брось сейчас же эту мерзость и пошли домой мыть руки. – Высокая, тучная женщина брезгливо смотрела на дочь. Девочка потухла. Опустив глаза, она осторожно положила жука на землю и побрела за матерью.

– Аделина! Ты опять стащила хлеб! – мать в ярости смотрела на девочку. – Тебе вчера тренер что сказал? Надо худеть! А ты что?

– Мамочка, но я вешу нормально для своего возраста, – робко попыталась возразить дочь.

– А для фигурного катания » нет! Посмотри, какие у тебя ляжки! Как у коровы!

Адочка оглядела худенькие ножки.

– Да, мама, – вздохнула она и прошелестела чуть слышно: – Как у коровы…

Мать сидела на трибуне и куталась в шерстяное пальто. Вообще, родителям нельзя присутствовать на тренировках, но для нее Андрей Юрьевич, именитый тренер с кучей регалий и наград, сделал исключение. Ее Адочка – будущая звезда. Олимпийская чемпионка! Спортсменка мирового масштаба! А то, что полновата, это ничего, похудеет. В холодильнике у них теперь не водилось ничего съестного, как шутил Адочкин папа Михаил Семенович, ужиная в «Макдональдсе», только какая-то трава, и пророщенные зерна. Последние выглядели как личинки огромной гусеницы и ничего, кроме рвотного позыва, у Михаила Семеновича не вызывали. Впрочем, жену это не волновало. Даме давно не было дела до того, что думает и говорит муж. Вся ее жизнь была сосредоточена вокруг одной великой миссии – сделать из Адочки чемпионку.

– Стрельцова, аккуратнее! Я же говорил, не бери разгон сразу, добавляй, добавляй позже на элементе. Ах ты! Тьфу! – тренер хлопнул себя по боку, увидев, как девочка пыталась выполнить поворот и плашмя упала на лед. – И падать ты, Стрельцова, так и не научилась! Ну не реви, не реви. Иди уже в медпункт, для тебя на сегодня тренировка закончена.

Мать Ады бежала со своего места практически перепрыгивая через трибуны. Девочка стояла у выхода на лед, утирая кровь с лица.

– Как это закончена? Андрей Юрьевич, еще же сорок пять минут! Мать плечом оттолкнула дочь, даже не взглянув на нее, пытаясь докричаться до тренера. Мужчина подъехал к бортику, посмотрел на девочку. Вздохнул.

– Наталья Петровна, у нее нос разбит и шишка на лбу надувается. Ей в медпункт надо, а по-хорошему – рентген бы сделать, вдруг сотрясение.

Женщина словно вспомнила, что у нее есть дочь, посмотрела на Аду, задумалась на минуту.

– Да нет, ушиб просто. Адочка, дочка, ты же сможешь тренироваться?

Девочка с пронзительными синими глазами, в которых блестели слезы, медленно кивнула. Ее тошнило и очень болела голова. Но сказать матери, что тренироваться не может, было немыслимо. Ее спас тренер.

– Сегодня до занятий я ее не допущу. И точка. Всего хорошего, Наталья Петровна. – Андрей Юрьевич вернулся к прерванной тренировке…

– Ада, завтра твои первые соревнования. Ты должна показать все, на что способна. Я жду от тебя только первого места! – Наталья Петровна сидела на кухне с дочерью и приклеивала стразы к костюму для выступлений.

– Я очень постараюсь. – Ада вздохнула. Она тренируется каждый день, по пять часов. Даже в воскресенье. Уроки делает в промежутках между выходами на лед. Уже получила три перелома, два сотрясения мозга и стертые в кровь ноги. Она ненавидит этот чертов лед! Но завтра выйдет на него, чтобы занять высшую ступень пьедестала. Иначе мама ее убьет.