Семь тысяч знаков

– Что теперь, мама? – спросила Аделина с набитым ртом, сидя вечером на кухне. Мать на радостях устроила шикарный пир. Наготовила вкусного: салаты, котлеты, даже купила хлеб… Девушка ела за обе щеки и не могла остановиться.

– Теперь еще несколько чемпионатов – и тренерство! Ты будешь получать хорошие деньги! Можно подумать об открытии своей школы, – мама с горящими глазами обрисовывала перспективы дальнейшей счастливой жизни. СВОЕЙ счастливой жизни.

Ночью Аделину рвало. Желудок отвык от нормальной еды, не смог переварить…

– Аделина Михайловна, я пойду? – маленькая девочка стояла перед ней на коньках и заглядывала в глаза.

– Иди, Юля, иди, – полноватая женщина устало потерла глаза. А дома стоит коньяк… Прийти, выпить и забыться. Бывшая спортсменка переобула коньки и с сумкой на плече понуро вышла из здания.

– Мама, ты опять вставала? – женщина поморщилась от запаха, который стоял в квартире. Запах умирающей.

– Прости, доченька, – седая старуха затряслась в беззвучных рыданиях. – Посуду помыть хотела, да вот…

Аделина оглядела разбитые чашки на полу. Вздохнула, пошла за веником. Задумалась на секунду, затем, перешагнув осколки, достала из буфета бутылку коньяка и села за стол. Выпила и с наслаждением закурила. Мать тихо приплелась на кухню.

– Прости меня, доченька.

– Да бог с ними, – Аделина кивнула на разбитые кружки, – новые купим.

– Прости меня, прости, прости… – мать зарыдала. Аделина поняла, что несчастная родительница просит прощения не за разбитые кружки. А за разбитую жизнь дочери.

– Вот… – мама достала из кармана старой вязаной кофты пачку писем. – Он тебе писал. Много писал, долго. А я не отдавала.

Аделина застыла, не в силах отвести взгляд от конвертов. Мать положила письма на стол и медленно вышла из кухни. Женщина налила еще рюмку. Выпила. Снова закурила. Взяла пожелтевшую сухую бумагу, открыла конверт.

«Дорогая моя, любимая девочка с пронзительными синими глазами… я устроился, приезжай …»

«Адочка, я живу с мыслью о том, что мы когда-нибудь будем вместе…»

«Ты до сих пор снишься мне, я не хочу портить твою карьеру…»

«Поздравляю тебя, родная, с победой и все еще жду и надеюсь …»

«Здравствуй, Ада, писать тебе стало привычкой, от которой я не могу избавиться долгие годы. Хочу, чтобы ты знала: я женился…»

«У нас родилась дочь, я назвал ее Аделиной. У нее такие же пронзительные синие глаза…»

«Я болен, мне осталось пару месяцев, с удовольствием бы тебя повидал…»

Слезы женщины капали на листы бумаги, оставляя пятна. Ада читала всю ночь. Наполняла рюмку, плакала, снова перечитывала. Кричала, царапала себе лицо, рвала волосы. Затихала, училась заново дышать и снова наполняла рюмку. Утром она нашла мать мертвой.

На кладбище, среди цветов и похоронных венков, сидела женщина с потухшими, безжизненными глазами и задумчиво смотрела вдаль.

Чувствовать сердцем

– Жалко их… – грустно сказал младший ангел, стоя над корзинкой с новорожденными. К каждой корзинке была прикреплена записка. Младший ангел снял листок и со вздохом прочитал:

– «За то, что не умели чувствовать сердцем». Неужели совсем не умели? – удивился он.

– Абсолютно, – ответил старший ангел.

– И научить их можно только таким способом? – все еще сомневался младший.

– Ты же знаешь, это необходимо. Таковы правила, – строго ответил старший, внимательно посмотрев на младшего. – Награда или наказание неизбежно приходят, пусть даже не всегда успевая настигнуть получателя в одной земной жизни.

Ванька отца не знал. Мать же он видел несколько раз в жизни и запомнить толком не успел, когда та пьяная, распевая песни, несла его на порог детского интерната.

– Ну ты это, давай там, держись, – невнятно сказала она и, поставив корзинку с младенцем у дверей, развернулась, чтобы уйти. Дома ждал Валерка и недопитая бутылка дешевой водки.