Семь тысяч знаков

– Следующая остановка «Нижние котлы», – невнятно раздалось из динамика. Неужели, нельзя говорить четко? Даже моя станция называется отвратительно. Ну что это за «нижние» да еще и «котлы»? Я бы хотела жить на «Боярской» или в «Голубых далях». На худой конец, «Замоскворецкая» тоже ничего так звучит. Выбравшись из вагона, я медленно пошла к дому. Мишка с бабушкой, наверное, уже спят. Алеша, как всегда, допоздна на работе. Бегает по клиентам, чинит компьютеры, чтобы мы могли платить за Мишкину гимназию и футбол. Я работаю администратором в отеле. Платят неплохо, возможно, я могла бы пойти на повышение, да только не моя это мечта – продвигаться по карьерной лестнице московского отеля. Я живу не так, как хочу, а в угоду окружающим.

Зайдя в подъезд, я снова ощутила кошачью вонь. Ненавижу этот запах! Домофон опять не работает, всем плевать. Вот и ночуют у нас в подъезде бомжи и кошки. Не хочу так жить!

Ключ застрял в двери. Когда же Алеша сменит замок в конце концов! Я негодующе выругалась, открыв наконец дверь. Тишина. Так и есть, Мишка с бабушкой спят. Мужа нет. Только успев переодеться и поставить чайник на нашей маленькой пятиметровой кухне, я услышала, как в двери повернулся ключ. Муж. Рановато сегодня, еще и одиннадцати нет.

– Привет, – он с улыбкой вошел в квартиру и чмокнул меня в щеку. – А я пирожные купил. Повод есть! Чайку попьем?

Муж у меня такой… мямля. Тюфяк. Никакого честолюбия, зато добрый. Хотя этим сыта не будешь и новую тушь, о которой я мечтаю уже третий месяц, тоже не купишь.

– Лучше б ты мяса купил, – ворчливо сказала я. – В морозилке только куриные ножки…

– Натуся, да ладно тебе. Прорвемся. Завтра два заказа крупных сдам – будут деньги.

– Это на квартплату будут и на форму новую для Мишки. – Я чувствовала, что начинаю заводиться. Ничего не могла с собой поделать. – А на тушь мне? На маникюр! Посмотри, как я выгляжу. А мне всего тридцать пять! – злые слезы жалости к себе внезапно подступили к глазам. Муж, как всегда, пошел на попятную.

– Милая, ну прости. Пока ситуация такая, но ведь в своей квартире живем, хоть маленькая, зато своя. Сын вон какой растет. Мама твоя золото, где такую бабушку найдешь, хорошо же все! А деньги будут! Совсем скоро. Не главное это, иди ко мне…

– Да? Не главное? – шепотом взвилась я. – Сомневаюсь! Надоело во всем себе отказывать! Слышишь?! Осточертело! Лучше бы я тогда вообще тебя не встретила и вышла за Юрку! Как сыр в масле бы сейчас каталась! – выплюнув злые и обидные слова в лицо мужа, я ушла, в ванную, громко хлопнув дверью.

Слезы катились по щекам, жалость к себе вырезала толстым кухонным ножом из сердца все остальные эмоции. Ненавижу его! Хочу жить нормально! Ездить на тачке! Ужинать в ресторане! Деньги – не главное? А как без них? Вот если бы все вернуть на семь лет назад… Если бы! Я все сделала бы иначе. Я стукнула кулаком по стене, включив посильнее воду. Тушь потекла, волосы растрепались, морщины стали еще заметнее.

Просидев в ванной не меньше часа, я вышла. Алеша уже лег. Тихо забравшись под одеяло, я отодвинулась как можно дальше, упиваясь своей обидой и его несостоятельностью. Все семь лет я твержу ему, что он неудачник, что нельзя так жить, надо зарабатывать. Как сосед Петька, как Ромка с его работы или как Юрка… Выйди я замуж за последнего, все могло быть иначе. Я уснула с тяжелым сердцем, до глубины души сожалея о том, что время нельзя повернуть вспять…

– Наталья Викторовна, вы просили разбудить. Маша пришла, – женский голос штопором проник в сознание. Голова жутко болела, как после алкоголя. Но я же не пью, в организме фермента какого-то не хватает, стоит выпить пару бокалов вина – и утром я не человек. Я открыла глаза и поморщилась. Резкая боль пронзила затылок насквозь.

– Вы кто? – Я повернула голову и увидела женщину средних лет с седым пучком на голове и в переднике. Она стояла со стаканом воды и таблеткой на блюдце. Оглядевшись, я с ужасом поняла, что нахожусь не дома. Высокие потолки с огромным количеством светодиодных ламп… Одна такая лампочка стоит безумных денег. Мы как-то с Алешей хотели сделать такое освещение на кухне, но побоялись цены. Где, кстати, муж? Я с недоумением продолжала оглядывать чужую комнату. Длинные бархатные портьеры. Трюмо с зеркалом, по стенам, белые встроенные шкафы. Сама же я лежу на огромной двуспальной кровати, укрытая шелковым одеялом.

– Где я? – паника подступила к горлу. Стало подташнивать.

– Сейчас, сейчас, Наташенька Викторовна, скоро полегчает. – Женщина подошла ко мне, протянула стакан и таблетку. Пить хотелось ужасно. Я сделала пару глотков, все еще не понимая, что происходит.

– А Юрий Алексеевич только уехали. Сказали вас будить, там Маша уже пришла мерки снимать, – с видом заботливой бабушки продолжала вещать домработница.

Я совершенно ничего не понимала. Какой Юрий Алексеевич,? Какая Маша? Я жалобно посмотрела на женщину, она сочувственно вздохнула:

– Муж ваш, Юрий Алексеевич, а Маша – швея, вы же в субботу на прием идете во французское посольство, платье сшить надо…