Семь валькирий: шкатулка Эофии (СИ)

Верлион ничего мне не ответил и лишь странно усмехнулся, зачесывая рукой назад свои густые волосы. Я почувствовала себя поразительно неловко, словно единственная на всей этой палубе не видела истины, но, когда мою руку взяла мужская ладонь, я не испытала ни доли смущения. Какая же горячая у него кожа, будто прямо сейчас в нем бушует настоящее живое пламя…

— Я не могу говорить красиво, как чистокровные нимфы, но…Я бы желал отправиться за тобой на Север, когда настанет время прощаться, — и таким теплым был этот красивый взгляд, что я скорее невольно сжала мужскую ладонь в ответ. Как зачарованная смотрела я в эти глубокие синие глаза, смакуя в мыслях сказанную Верлионом фразу и осознавая её истинный смысл. Не умеет говорить красиво? Мне уже этого достаточно, чтобы я растерялась и потеряла дар речи. Эти слова сродни признанию в любви, и вот что удивительно: я не хочу оставлять ответ несказанным.

Родственная магия? Природное обаяние Верлиона, которое он, должно быть, не осознает? Я не понимаю, какой на деле была причина моей уверенности, но не думаю, что одна ночь с мужчиной пробудила во мне уверенность в отношении собственных чувств. Я всегда колеблюсь, волнуюсь даже тогда, когда моё лицо спокойно и хладнокровно, я всегда ищу в чем-то подвох и постоянно погружаюсь в мысли, раздумывая о всевозможных последствиях и причинах, вот только…Вот только сейчас разум был чист, стерилен, я давным-давно знала ответ, и эта несвойственная мне уверенность повергала в шок.

Улыбка коснулась уст, и я плавно кивнула, давая немое согласие столь пламенной для Лиона речи. В ту же секунду он наклонился ближе, опаляя губы своим дыханием и сцепляя руки на моей талии, и пах он подобно горящим лугам, которые раз в год поджигали селяне, вознося тем самым просьбы к Небесам о лучшем урожае. Я, наконец, почувствовала тот жар на своих щеках, что извечно преследовал меня в моментах неловких и стесняющих, но не стала противиться, слыша, как учащается и утяжеляется моё дыхание в столь обжигающих объятиях. Губы соприкоснулись в поцелуе, и тогда я поняла, что жарко мне не столь от чувств, сколь от самого Верлиона, магия которого искала выход, отчего температура вокруг была гораздо выше.

В новом поцелуе, когда его язык неловко коснулся моего, я почувствовала едва заостренные клыки и послушно прильнула к крепкому телу, когда мужские ладони легко потянули мою талию в свою сторону. Тогда Верлион подхватил меня на руки, и я поняла, отчего так злился он появлению метки на моей руке: его искренние чувства, окрепшие за столь короткое время, уступили неуверенным мыслям Некриса.

Я проснулась рано не от того, что восходящие лучи солнца ласково коснулись лица, нет, отнюдь нет. Во-первых, потому, что в каюте окон не было, а во-вторых, был уже полдень, когда знойное солнце стояло высоко в, казалось бы, недвижной точке. Я проснулась от того, что на борту раздался громкий рев из маленького, но искусно сделанного рога, извещавшего об обеде. Мой пустой, едва проснувшийся желудок негромко проурчал в ответ мыслям, и я села в кровати, рассматривая в зеркале напротив заспанное лицо и покрытое красными отметинами обнаженное тело. Потирая нудящие укусы от двух клыков, что и оставили на мне в порыве страсти эти следы, я обернулась на мирно спящего позади Верлиона, поражаясь тому, насколько долгим и крепким был его сон. Его длинные волнистые волосы устилали всю его подушку, и выглядел во сне он столь мило, что я не выдержала и коснулась его лица. Чуть поведя густой бровью, мужчина лишь зарылся в одеяло, и я, приведя себя в порядок, выскользнула из каюты, стараясь не шуметь.

Все-таки порой я удивляюсь самой себе. Сначала я четыре года убеждаю себя в том, что мужья — это лишь якоря, тянущие вниз, и лучше оставаться в одиночестве, а после провожу две ночи подряд с двумя разными мужчинами, что стали мне мужьями за два дня знакомства. Из крайности в крайность, верно, Эфи?

Когда я вошла на палубу, прикрывая глаза от яркого солнца, ко мне подошел Орис, сжимая в руках какую-то бумажку, что напоминала по оформлению некую афишу. Выпив настойку от укачивания, оборотень выглядел бодрее, чем вчера, однако, белизна не сходила с его лица, что придавало его могучему виду болезненность. Несколько неуверенно протянув мне бумагу, Орис почему-то тут же указал пальцем на нижний угол, где я увидела довольно многообещающую подпись: «Приз за выигрыш 5000 золотых и пятьдесят килограмм Тарского мяса». Выглянувший из-за моего плеча Алио, задорно усмехнулся:

— О-ля-ля, Орис, я и подумать не мог, что тебе для авантюристского духа достаточно лишь этого!

Оборотень завел за голову руку, но все же продолжал в ожидании смотреть мне в лицо.

— Что это? — обратилась я к Алио, зная, что немногословность оборотня не позволит ему высказаться в полной мере. — Что за Арена Крови? — задала я вполне логичный вопрос, увидев отнюдь не привлекательное название.

— О, это изюминка Тарского острова! Огромная Арена, на которой раз в неделю проводятся бои! Гладиаторы, что выступают там, являются знаменитостями даже в нашей Империи.