Семь валькирий: шкатулка Эофии (СИ)

Театр в сфере вновь переносит мои гнетущие мысли в другой пейзаж. Теперь я вижу Эдира, от которого сбегаю в самом начале знакомства. Никто и никогда не узнает, что он наг. Его власть навсегда останется безупречной, но, к моему удивлению, этот вездесущий ловелас проводит свои будни в одиночестве. Я вижу его отношение к слугам, и могу уверенно сказать, что с возрастом его характер стал лишь ужаснее. На моих глазах он превращался в маразматика, с головой которого происходит явно что-то страшное. Наг, которому вечно суждено притворяться, наг, что не может позволить себе потомства, ведь тогда все узнают о его происхождении. Он сходит с ума и умирает довольно рано.

Я чувствую, как дрожат мои руки.

С Норном в ином пути нам даже не суждено познакомиться. В надежде я смотрю на его жизнь, надеясь, что хотя бы он был владельцем своей судьбы и сам был в праве всё решать. Роль телохранителя, бои на арене в качестве развлечений, вечера на улице красных фонарей…Я вижу, как Норн ведет довольно праздный образ жизни, ведь он сильнейший, ему не нужно что-то кому-то доказывать. Авторитет Эдира непоколебим, и Норн страдает от безделья. Он безмерно силен и точно также наивен, связывается с недавно прибывшими на остров гладиаторами, и те дают ему наркотики, обещая, что от этого «лекарства» скука развеется. Норн становится зависимым, и через два месяца погибает от передозировки: организм великанов слишком чувствителен к зависимостям…

Крылья разрезают воздух, и я вижу Киаса, что остается подле Эдира, становясь свидетелем его медленного безумия. Он пытается помочь, и его бессилие играет с его добрым нравом злую шутку: Киас давится виной. В попытках отвлечься от постоянных убивающих мыслей он женится, но его супруга не может подарить ему дитя, и он впадает лишь в большее отчаяние. Я и подумать не могла, как любит священник детей…Он не может подать на развод, ведь это противоречит правилам Империи, но его жена уходит от него. Эдир умирает, должно быть, в это время. Киас возвращается в Гоарис, запирая себя в храме до старости.

Когда я вижу Шаркана и Шира, что босые бредут по грязной улице, я отворачиваюсь и смаргиваю слезы, понимая, что сейчас будет, но после оборачиваюсь. Слабый здоровьем Шир умрет от внезапной эпидемии в возрасте восьми лет. Познавший всю несправедливость жизни Шаркан уйдет в наемники и станет убийцей, что лично закончит свою жизнь, когда обернется и увидит свой кровавый путь.

Я не вижу собственного будущего, но оно мне и не нужно, ведь теперь я смотрю в горизонт, понимая, что своим порой глупым, неправильным и некорректным поведением спасла жизни дорогих мне людей. Теперь, когда их путь вновь окрасился белым, они могут жить так, как сами того хотят. Уж теперь, абсолютно всё в их руках.

— Наши поступки, слова, молчания, взгляды, даже мысли…Всё это ежесекундно меняет наше будущее или будущее окружающих нас людей.

Я медленно обернулась, и широко распахнула глаза, когда тонкая белоснежная рука нежно коснулась моего лица. Эта улыбка, это тепло, этот голос я никогда не спутаю, и всегда будет быстро биться сердце, разливая по телу нежность и доброту, когда мама стоит рядом. Её белоснежные волосы струятся по лазурным одеяниям, и сама она излучает успокаивающую и светлую ауру, отчего хочется прильнуть ближе и не отходить. Глаза почему-то наполняются слезами, и я собираюсь сказать, что сильно скучала, но она заключает меня в объятия, гладя по волосам и улыбаясь, когда на моих щеках появляются влажные дорожки. Мы долго стоим, вдыхая почти одинаковый запах друг друга, и я с детской радостью понимаю, что именно мама не желает прекращать долгожданные объятия. Мы медленно отстраняемся, но Эолин мягко берет мою руку, ведя меня к горизонту. И ноги больше не болят, и небо кажется удивительно красивым…

Мы молчим. И это приносит больше облегчения, чем не прекращающаяся беседа. Она всё знает. Она всё понимает.

— Хотя бы здесь, — вдруг говорит Эолин, останавливаясь, — хотя бы здесь я могу вести себя так свободно, как прежде, — она улыбнулась на мой удивленный взгляд и кивнула куда-то в небо, — это пространство вне внешнего мира. Оно поглощает все исходящие из меня силы. Здесь я могу не скрываться и вести себя так, как пожелаю, никому не навредив. Знаешь, приходя сюда, я мечтаю о том, как дала бы всем вам жизнь, не став…такой. Представь, что твоя мама не богиня. Представь, что все мы в одном доме, все мы едим за одним столом, все мы…Прости.

Она виновато улыбается, когда мои глаза вновь наполняются слезами, и я пытаюсь их быстро утереть. Она помогает мне в этом, вытирая щеки своим рукавом.

— Одного дня в году мало, — не то усмехнулась, не то всхлипнула я, — невозможно подарить каждому столько своей любви, сколько он заслуживает…

— Невозможно…

— Эти встречи приносили больше боли, чем…

— Понимаю.

— Поэтому я не приходила.

— Понимаю.