Семь валькирий: шкатулка Эофии (СИ)

Его черные склеры с красной радужкой трудно было с кем-то перепутать. И не только потому, что они выглядели пугающе, но и потому, что тут кроме нас никого не было. Серебристые волосы, длиной до плеч, свисали на его лицо, ведь он наклонил туловище, бросая тем самым на меня здоровую тень. Делал ли он это намеренно или попросту решил рассмотреть, пока я спала, непонятно, но я перекатилась в сторону, тут же вскочив на ноги. Итак, усвоенное правило номер один: Кракен мне не враг. Ну, так мне мама сказала. Правило второе: разговор стоит начать дружелюбно, несмотря на то, что наше первое знакомство, мягко говоря, не заладилось. И правило номер три…

— Так себе из тебя спасительница вышла, — язвительно усмехнулся он, умудрившись сохранить притом полностью непроницаемое лицо.

— Какая есть, — возмущенно ответила я, вспоминая собственную невнимательность. Интересно, что он планирует теперь? Тоже выберется вместе со мной и вновь попытается мстить? Мне не очень хочется смотреть на его истинную сущность, что бродит по океанам…

Мы смерили друг друга недовольными взглядами. Он, потому что я ему помешала. Я, потому что, если бы не он, я бы здесь сейчас не сидела. И всё же под воду он не вернулся и остался сидеть рядом. Молча. Видно, вечное одиночество ослабило его чувство необъятной злости. Иногда я принималась его разглядывать, и он злобно сверкал на меня взглядом, пока я не отворачивалась. Ну, не играть же нам в молчанку?

— А как тебя зовут? — этот вопрос показался мне нейтральным. Он не должен его обидеть.

— Кракен.

— Нет, я имею в виду настоящее имя.

Мужчина снова взглянул на меня так, словно это я была виновницей всех его бед. Именно всех, а не конкретно недавних событий.

— Не помню.

— И что, тебя теперь Кракеном называть? Тебе нравится?

— Пока ношу это имя, сохраняю гордость своим идеалам.

Красиво сказал. Словно бы продумал этот ответ заранее, много лет назад. Словно бы успокоил себя этим ответов, оправдав собственное забытое имя.

— А меня знаешь как зовут?

— Эофия.

— А откуда знаешь?

На меня взглянули, как на умалишенную. Может, так оно и есть…

— Врагов надо знать в лицо.

— Я враг потому, что помешала тебе разрушить остров и погубить сотни тысяч неповинных людей?

— Я никого не собирался убивать, — злобно ответил он, но мне показалось, что в этом ответе была и грусть. — Это вы так охотно верите всему, что вам наплели.

Кракен поднялся с поверхности и тут же обратился в огромную черную массу со множеством щупалец, что нырнула в воду и исчезла. Ну вот, неужели я его обидела? Он сам сделал первый шаг, чтобы поговорить, а я…С другой стороны, его агрессивные действия трактовались именно так! Однако Эолин многое мне рассказала. Кракен был создан, чтобы защищать и беречь, а его назвали убийцей. Он был согласен на сделку, чтобы выжить, а в итоге все только и хотели, что избавиться от него. Что бы сделала я, будь на его месте? Ох, мне было бы очень больно. Вдруг, он попросту хотел пробудиться, чтобы сбежать или испугать людей и вновь взять под контроль свой остров? Теперь я чувствую себя виноватой. Я стала одной из тех, кто обвинял других без доказательств. Просто потому, что так делали все.

Нужно извиниться. Хотя тут уж извинений будет мало. Он кажется мне диким зверем, с котором сотни лет обращались жестоко. И как такому зверю показать свои бескорыстные намерения? Кто же меня за язык-то тянул.

На следующий день Кракен не явился. Как и на следующий.

В последнее время в моих воспоминаниях часто мелькают те дни, когда я воспитывалась в храме рядом с мамой. Кажется, моё появление на свет было не столь радостным, как с другими моими сестрами, ведь, стоило мне родиться, как мама умерла. Я боюсь думать о том, что было бы, если бы артефакт не оживил её, и даже представлять не хочу ту жизнь, где я её единственный потомок.

Как и положено, я не помню первых лет своей жизни. Мой дедушка говорил, что то было смутное время, и Эолин тогда ещё не стала богиней для северян. Пытаясь создать мирную эпоху для своих родных, мама отдала меня на воспитание фениксам, рядом с которыми я училась и ходить, и летать. Так говорил дедушка, но я была слишком маленькой, чтобы подобное помнить.

Моё первое яркое воспоминание связано с отцом. Он брал меня на руки и летел над морем, опуская меня так, чтобы я могла коснуться ручками воды. Это было чудесно, однако, запомнила я это потому, что в тот день к моему пальцу прицепился краб. Я получила забинтованный палец, а папа — порцию неодобрения от других маминых мужей. Кажется, в то время меня воспитывали строго. Словно бы именно на меня возлагалась неясная, но огромная ответственность, что не исчезла даже с появлением на свет Дейриа.

От мамы и папы всегда веяло теплом, необъятной любовью и заботой, но, пытаясь вспомнить, что же исходило от других, я не нахожу иного слова, кроме как настороженность. Для них я была первым ребенком в храме. Первым ребенком Эолин. И правильно ли будет сказать, что для всех них я была объектом изучения? Именно, ведь все осознали, что в скором времени и им предстоит стать отцами.