Семь видений богатыря Родиполка

Да, оные богатыри – это ведь не те силачи, что поныне живут, а герои, что в боях одного-одвух побеждают, победители, что в играх свое мощно тело выставляют. Нет! Не такие были те богатыри – славные, а другие, иные: могучие, сильные, статные. Но они не только дюжею силушкою наделены, что могли разбрасывать крепких молодцев, словно ветки сухие, а еще и дух их был силен. Из-за духа-то этого никто их победить не мог. А вот ежели молодец из роду богатырского, то сила та во сто крат сильнее будет. Но Родиполк славился не только силою своею могучею, а еще и кудесничеством, чародейством. Сказ по той деревеньке был, что сам Верхогляд-Род батюшкою его был. А что у молодца отец Вертиполох, их деревенский, про то все забыли да все твердили, что сам Род – главный Верхогляд – к матери Любе наведывался. А иначе как же он, Родиполк, силушки свои получил: богатырскую да ведемскую.

Такой силы богатырской, как у него, ни у одного молодца деревенского не было, даже у пахарей, а те здоровы были, крепки. Мог он с мечем булатным управляться, словно с палицей тонкою. Да что там палица, деревья валить мог, словно сухой сруб! Но все с тем мирились, а вот кудесничества его страшились. Как глянет Родиполк в глаза своим тихим, но пристальным взглядом, так и все мысли узнает. А думы те разные, бывают и злые, темные. А богатырь про те мысли говорит, не страшится, словно он правду ту открыть для всех хочет. За то его с ребячества не любили. Не было у него ни побратимов, ни другов. Разве что малец Венцеслав, но и он вскорости обходить стороною стал.

Но все то была потеха ребяческая, думала мать его Люба, а теперь вот уж и осемнадцать лет, и женихом надобно стать. На том решивши, вспомнив про договор с соседями, мать Люба сватанье сладила с Весною да Болиславом. Решив, что дочь их младшу Чарушу посватают, в самой осередке лета, перед празднеством Купалы.

Весна да Болислав отказ на то не смогли дать, договор-то нарушить негоже. Хоть и страшились они Родиполка того, но про то старались не думать, про кудесничество его да ведемство, и Любе отказа не дали. Младую Чарушу уговаривали, что радо им, что богатырь от них не отвернулся да ее в жоны взять хочет. Им почет оказан, ведь сам-то богатырь мужем станет. Да не только им, прародителям, радо, а и самой девице младой за счастие, ведь он-то видом знатен, хорош, ярок.

Готовились к тому сватанью богато, словно пир ладили. Мать невесты на подмогу позвала знатных стряпух – сестер своих, Раду да Милицу. Они на пиру в Печерском граде у самого князя Вольхи Силовича, что был сыном князя-батюшки Венислава Саввича, стряпали. Да так все тому князю по нраву было, что заплатил он им серебром да золотом, целый ковш насыпал. Весна не скупилась, стараясь угодить сватьям да жениху младому, богато приготовляла все, чтобы младого жениха умилостивить. А пуще всего – его мать, Любу. Порадовать ее, чтобы обиду свою забыла, за опервую невесту Родиполка, Милораду. А то ведь вина пред нею у Болислава да Весны, невольная, но сильная, за свою старшу дочь непокорную.

Сватали Чарушу перед самым Купалою, что в осередке лета празднуют. Сватали богато, словно пир малый затеяли. Родовой стол деревянный, что стоял посередке тихой светлицы, покрыли новою сияющей скатеркою, белою, словно снежное поле. А на нее уж поставили всего досыта. Посередке хлеб круглый, пушистый, еще теплый. Около него, с двух сторон, одве запеченные с рубленой капустой длинные щуки, что выловлены братом невесты Лелем. Каши разны масляные. Пироги с капустою да мясом, в глубокой деревянной миске, зажаристою корочкою играли рядом с теплым хлебом. К краю стола – плоские миски с жирными утками, что запекли с сочными лесными ягодами. По самому краю – неглубокие ковши с толстыми зайцами, что накануне словлены были батюшкою в лесу, а теперь, обжаренные и запеченные, красовались на столе с острым хреном.

Невеста, ожидая сватов, в волнении по светлице металась. То в оконце заглянет, то скатерку, и без того мягкую, пригладит, то миски поправит, а то вовсе их местами поменяет. Наконец пришли сваты с песнями звонкими. У Чаруши сердечко забилось, словно птичка в клетке, затрепетала вся, побледнела. К матушке бросилась, дрожа от смятения. Весна дочь свою любимую по волосам погладила, приласкала, за руку взяла да вместе кланялись, гостей встречая.