Семь видений богатыря Родиполка

Молодцы же ясные без дела не будут, девкам подмогу окажут. Поставят на пригорке, где капицы ладят, высокие сухие да толсты срубы в земельку-матушку, глубоко поставят, чтобы срубы те не упали да не качнулись. На срубах тех толстых узоры да символы свои сделают, выточат. А поставивши бревна большие, посядут в деревянные ладьи, цветами охранными украшенные, да и поплывут по малой речушке Оскло к другому бережку. Реченька та Оскло узкая да тихая, словно дитятко малое, рожденное от шумной и сильной реки Вольновой-матушки. Оскло та добрая, пускает всех по реке, за то благодарны ей люди, кланяются. Молодцы-то женихи тоже в своих ладьях кланяются да к тому бережку пристанут. Они на тот берег выйдут, а на пригорке свои хороводы выводить будут, лешего сторожить да не пускать. Ведь он, леший, может судьбу запутать, увести, да завести не туда, не на ту стежку. Молодцы тот берег стерегут, чтобы девицы-то свою судьбу встретили да Ладу с нею, ведь все от девок зависит: оберег мужьям, дитяткам да самой матушке-землице. А как завидят девицы, что молодцы на бережку том песни выводят да в хороводах ходят, так и станут венки свои пускать разные с цветами пестрыми. А по ноченьке они-то, девки, в белых рубахах с обережкой в воду речную ходят, судьбу с Ладою призывать да встречать. Женихи – молодцы сильные и смелые – вернутся с того бережку срубы поджигать, чтобы Мору-смерть отпугнуть да не подпускать к девкам да молодцам. А когда горят те срубы толстые да сухие, так и хороводы надобно водить вместе с девицами веселые, радостные, Вехоч-судьбинушку встречать. Она-то, судьбинушка, к печальным не приходит, потому как думает, что не ждут ее да не рады ей.

«Но то все по вечору будет, – думал младой богатырь, собираясь, – а по зорьке к водице надобно сходить, а после уж и к Возгарю-конюху, как и сговаривались».

Шел он мимо разных изб, высоких да низеньких. Деревенька его-то уже проснулась, хозяюшки занимались своею работою, ладили свои дела домашние, а мужички в огородах да на полях работали. Пришел он на пригорок, а там уж низинка, далее еще пригорок с березками малыми. Тот пригорок ему мил был. Любо ему было подле березок младых сидеть да на всю родимую деревеньку глядеть. А там уж, за пригорком, лесок малый, что людь Полесьем называет. А если же к Полесью тому подойти али в него не входить, а возле него пройти, то стежка сразу к реченьке выведет малой. В водице той зорька юная отражалась, купалась.

– Ежели в этой водице по зорьке золотой искупаться, то вдвое больше силушки прибавится, – учила прабабка Ханга младого богатыря с малых лет.

Держаться на воде да плыть, словно рыба, научил Родиполка прадед Всевласий, а вот слышать воду да говорить с нею научила его седая прародительница Ханга. Учила она его, что водица живая да поклону требует. Коли плыть да напиться надобно, то разрешения испросить с поклоном нужно. А вот когда умыться да искупаться, лицо свое да тело чистым сделать, так позволение требуется от водицы, надобно и хвалу совершить, чтоб водица та свою силу отдала да жизнью напитала.

Младой богатырь, скинув с себя одежды, поклонился водице да вошел в реку. Он поплыл, раздвигая воду перед собою сильными руками. Тихая теплая вода, покоряясь его крепкому, хоть и щуплому телу, мягко окутывала его ранней летней свежестью. Он чувствовал ее, словно свою новую жизнь, до конца не понимая ее, но радуясь тому. Искупался Родиполк, до того бережку плавал. А когда назад воротился, так Ярило-солнышко, батюшка, в полну силу светить стал да пригревать. Богатырь вышел из воды да опять низко поклонился, как учила его старая седая Ханга, за силушку, что дает живительна водица. А после-то самому ярому солнышку, Яриле, поклон сделал, как учил его прадед Всевласий, за жизнь, что дает тот всему живому. Одеваясь, завидел соседа, младого Леля, сидящего на пригорке. Обрадовавшись ему, подошел да сел рядом.

Лель поначалу тоже порадовался, но вспомнив, зачем пришел, тихим стал, унылым. Родиполк присел рядом, подметив, что сосед готовит разговор с ним. Лицо его, тонкое, напряженное, застыло, губы от волнения то и дело покусывает. Сам Родиполк с Лелем опервый говорить не стал, ждал, что тот скажет. Лель молчал, долго не решаясь сказывать то богатырю. «Что смолк? – думал себе Родиполк, поглядывая на молодца. – Сказывать все одно надобно, хоть и тяжко». Богатырь смотрел вдаль. А Лелю того и надобно. Ведь в глаза-то сказывать тяжко, а коли не смотрит своим пристальным взглядом, то все ж легче.

Лель сорвал травинку, мял ее в руках от волнения. Наконец тихо обратился к младому богатырю:

– Ненадобно тебе идти на то Купало по вечору. – Украдкой поглядел на Родиполка, тот не шелохнулся, только чуть блестели золото-огненные, по-девичьему длинные ресницы.

Младой сосед обрадовался, что ссоры из того не вышло.

– Ты-то не серчай, – успокаивал он богатыря. – Пужаются тебя да силушки твоей парубки, в ладью с тобою не сядут.