Семь видений богатыря Родиполка

Была тут раньше пролесень пустая, после молнии выгорела половина малого леса. Земля та была, словно большое пепелище – темное, серое, мрачное. Людь боялся здесь селиться, избы ладные строить новые, словно чуял, что здесь владения самого Перуна – метателя молний да повелителя гроз. Но время минуло, пробилась сквозь серо-черный слой, нагар, травушка новая, младая, сочная. Как пришла Макуша-весна добрая, так украсила ту поляну яркими да пестрыми цветами. Устелилось все ковром зелено-желтым да первоцветом синим. Увидев жизнь ту новую в округе, поселился здесь опервый молодец Раздол, что из рода ветт ушел. Да был он не один, а со своею любою Лелею, что дружкою ему стала. Ветты те – народ особый, мест своих не покидают, но тот супротив пошел, поселился отдельно от рода свого. Да девицу свою увел из свуянычей. Но то ему не в наказанье было, а для его ладу. Была у них изба веттовская, а отделки все – свуяныческие, с завитками, словно Вьюжница на окна завеяла. А после там разные роды поселились, с разными верованиями. А вскоре и деревушка выросла, ладная да красивая. Изб тут было немного, с одвенадцать, но все новые, разные, а отделки на них друг краше дружки – загляденье, как и их роды, из народов разных. Жили те народы друг подле дружки в ладу да мире.

Родиполк, проезжая чрез малу деревеньку, любовался красою изб разных, малых да больших. Крупной избы отдельной али малого терема, что для гостей заведены были, он не отыскал. То пристанище стал искать у простого люда. Проехался он по дороге той узкой, что мимо домов шла, да украдкой просмотрел все избы, а после к одной малой вернулся. От избы той он почуял доброту и любовь, и решил, что пристанет только здесь.

Изба эта была малая, но добротная, изгородь низенькая, но крепкая. Как только постучал он в дверь, в небольшом оконце мелькнул свет от зажженной лучины. На двор вышла краса-молодица из народа опричников, испросила, чего хочет путник. Родиполк ответил ей и, зная обычаи, добавил, что с добром и миром. Она же глазом востра была и признала в нем волхва али ведуна, а потому отказывать побоялась. За ней же мужик, что из русичей был, вышел, кобылку Родиполкову напоил да накормил. И знал богатырь, что и почистит Синявку да полотнищем накроет, чтобы та остыла да отдохнула.

Молодица же в избу позвала, на стол скатерку родовую, нарядную, положила, белую с вышивкой алой, поставила кувшин молока да хлеб круглый. Поклонился ей низко Родиполк за доброту материнскую, отведал еще теплого хлеба и молока. Положив под голову суму, лег на пол, подле лавы. Да так и уснул. Проснулся же от того, что на него пристально глядели. Округ столпились дети. Старшей девочке – годков одесять-одиннадцать, младшему – не больше пяти. Они прятались друг за друга, боясь его, а старшенькая вышла вперед всех да изучала его пристально. Была она кровей смешанных – опричников да русичей. Глаза у нее большие, опричненские, карие, темные, жгучие. А остальным-то она – в русичей: длинные золотые волосы пушистые до пояса развеваются да кожа светлая, с белизною. На голове – повязка через лоб, алая с вышивкою, сзади затянута, а по бокам – с кистями длинными. Одета она в ребяческое: платье широкое да светлое, тонкой лентой подпоясанное, с кистями красными.

Родиполк взглянул на нее да увидал ее в очетырнадцать лет, красою. Вот стоит она перед ним, краса-загляденье. На него смело смотрит глазами карими. Он улыбнулся ей, молвил тихо да ласково:

– Пойди-ка, не забойся.

– Не забоюсь я! – ответила она бойко. – Но мамка наказала: не подходь к нему, потому как оборотень он.

Поняв, почему они собрались, Родиполк добро улыбнулся и мягко молвил:

– Зря-то вы собрались, не оборачиваюсь я, месяц уж не тот.

Дети огорчились, но ненадолго, как все малые ребята. Недоверчиво еще раз взглянули на Родиполка, убежали. А через минуту позабыв все, весело да шумно разбежались по всей избе да на малый двор. Но старшенькая большеглазая девчушка не ушла, а ближе подошла, не страшась, да вымолвила:

– Ну, то ладно. Ты коли поедешь, я-то ждать буду, чтобы увидеть перевертыша.

Она хотела уйти, а Родиполк крикнул ей вдогонку:

– Как величать-то тебя?

Она обернулась от дверей, вострым взглядом смерила его и сказала:

– Звать-то меня – в честь батюшки родного, Мирославою.

– А мать-то твою? – опять спросил Родиполк, не тепля надежды на ее ответ. Ведь малые дитятки не сказывают о своем роде да о прародителях.

Но Мирослава оказалась смелою и ответила ему:

– Орантою Макеевою.

– А ты, стало быть, Мирослава Макеева.

Она кивнула и вопросительно посмотрела на него, боясь спросить его имя. Но Родиполк все понял и сказал:

– А меня величать Родиполком Стогнуцким, – не страшась, открыл свое младенческое имя.

Девочка обрадовалась, благодарно кивнула. И уже выходя из избы, еще раз обернулась и молвила:

– То я буду ждать!

– Ну, коли хочешь, то жди, а я приеду, – сказал Родиполк, давая слово Мирославе.

Подложил руку под голову и подумал, что не он невесту сыскал, а она, невеста, сыскала его.