Стало тому богатырю младому мило его одиночество. Бывало, придет на пригорок да сядет на поляне возле березы. Спиною прижмется да смотрит вдаль: на избы со ставенками резными да на самих людей – сохтичей. А овогда подле реки ходит за водою смотрит. Редко теперь можно было его видеть в гурьбе красных молодцев али возле избы своей – все он сам по себе был.
Мать-то все это приметила да второй раз его женихала, перед самым его отбытием. Сам Родиполк был согласен взять девицу, да и Чаруша, младшая на два лета, сестра Миролюбы, ему мила была.
Перед Купалой Чарушу засватали. Но пришел Купало и привел с собою не судьбу-Вехоч с Ладою, а Леть-реку с прародителями. После смерти невесты Родиполк решил уехать на службу к князю. То, о чем он до того только думал, редко, и все не решался, теперь уж было решено для него. И другого пути, окромя этого, нового уж и не было.
Собравшись, Родиполк поехал к малому лесу Полесью, где ждала его, думал, новая ладная жизнь богатырская. Подъехав к Полесью, поклонился, как учила его ворожка Ханга, с особым трепетом, испросил разрешения проехать среди его сильных деревьев да кустов, по его тонким тропинкам да стежкам. Деревца высокие, ладные, словно братья-молодцы, с зелеными резными листочками, зашумели, привечая нового путника. От ясных лучей Ярила-солнца заблестели, словно зеленые самоцветы, радуясь доброму слову. Засверкали они, словно каменья: где отливают темно- зеленым, а где и вовсе изумрудом сияют, а там совсем светлые, нежно-зеленые. Зашумели их ветви, затрепетали. А как успокоились те деревья, так стала проглядываться среди них узенькая, извилистая, серая, с чуть примятой малахитовою травкою тропинка. Родиполк тому и рад. Увидав ее, поехал через летнее игривое Полесье, среди больших и пушистых деревьев.
Глава 3
Первое видение и победа богатыря Светогора
В сильном духе Родиполка-Светогора сияла надежда, а потому Полесье казалось ему приветливым и ласковым. Лес этот был мал, но густ да ярок. Когда-то давно, когда еще прародители Всевласия поселились в деревеньке Сохте, лес этот был темный, хмурый, как тот Непущий лес. Но люди стали наступать на него, притеснять да делить, новые избы строить. Поделили тот лес на половины, а после сами прозвали Полесьем. Стал он как тот малый перелесок, на две половины поделенный. Одна половина его была возле Белграда, а другая уже после Сванграда. Но лес-то этот сдаваться да отступать не хотел, а стал расти округ градов да деревень. Хоть и мал этот лес, но был приметный: с полянами ясными, где травушка сочна, зелена-жгуча, да высокими деревьями с кронами пушистыми смарагдовыми. Деревья встречались тут разные. Можно было приметить затерявшуюся тонкую березку с длинными ветвями-косами, увидеть лепую темно-зеленую ель с долгими, колючими да мохнатыми руками-ветками, сладко-ароматную липку с тонкими вострыми листьями.
Посреди малой поляны, залитой солнечным светом, гордо стоял широкий и сильный дуб. Он был поодаль от всех деревьев, выделяясь своею силою. Красивое, мощное дерево, раскинув свои крепкие ветви-руки, стояло прямо, никого и ничего не страшась, даже самих великих богов-Верхоглядов. Не страшился он Вохра – сильного отца ветров, да его осьмерых детей. Не одолели б они тот дуб, сколько бы ни шумели да дули на него – все ему нипочем.
– Ты словно дерево то, дуб сильный, – вспомнил слова седой Ханги Родиполк. – К земельке-матушке корнями-то прирос. Растет, никому обиду не делает. Но ежели кто на пути у него станет, то оно уж корнями-то цепкими и сильными путь себе прочистит, со своей дороги уберет, землю всю пройдет – не остановить. Словно то дерево, неприметное сперва, растет, силу набирает. А ежели камень ляжет впереди него, то корни путь себе расчистят – не остановишь.
Вспомнил богатырь те слова, что про него говорила прародительница, да на дуб тот все смотрел, равняя себя с ним. Долго да пристально глядел, все думал про него. «Хоть и сильный да могучий ты, дуб, – думал богатырь, глядя на то дерево, – но далеченько стоишь. Округ тебя нет сродников да побратимов твоих. То и я таков, сильный да могучий, но сиротливый, как ты, дюжий, но не принятый деревьями дуб. После смерти прародительницы Ханги жизнь-то совсем стала худой. К матери пришел младой дядька Журба и стал хозяином в родовой избе-тереме. То я все бы терпел, коль другом стал бы али сродником. Ежели бы разок поглядел на меня ласково – забыл бы я все обиды, все ссоры. Да не принял, все изгонял из избы. Но то все судьба-Вехоч сладила, путь мне указала. Да и Леть-река, что невесту увела мою».