Семь Замков Морского Царя

Он прижался разгоряченным лицом к стеклу, которое хотел выбить. С другой стороны стекла к нему устремилось нечто непонятное…

* * *

— Ха-ха-ха!

Громкий хохот заполнил комнату.

— Ха-ха-ха! Ах, Капад… Бравый Капад!.. Можно полагать, что для тебя больше не существует Бога?

Пришла безмолвная ночь с плотной густой темнотой; Кападу показалось, что она соответствует его думам.

И тогда он тоже рассмеялся почти таким же смехом, каким был встречен на вершине лестницы.

— Заключить договор можно не только с дьяволом…

Если бы в этот момент появился Клермюзо с багровой рожей, пропахший кислым молодым вином и кричащий, что он викарий, и если не сам папа, то по меньшей мере епископ, тогда Капад охотно последовал бы за ним в кабачок «Семь звезд», чтобы распить бутылочку.

Но ставни таверны были закрыты и укреплены большими дубовыми штырями, тогда как ее вывеска с семью звездочками Колесницы Давида[14] негромко, но злобно поскрипывала на ночном ветру.

Небольшое отступление

Преподобнейший отец аббат Баге, прелат Моркура, предпочитал тихую жизнь, и трагический конец обитателей Шести Башен почти не нарушил покой его дней и даже ночей, когда неожиданно появился новый повод для огорчения. Ему приказали «расшевелить» отца Транквиллена, получившего задание исключительной важности.

Отец Сорб проводил спокойные дни в уютном кабачке «Оловянный горшок».

В определенное время ему подавали прекрасно приготовленные блюда, и ему не нужно было даже пересекать аллею, чтобы увидеться со своим старым компаньоном Помелем в его аптеке.

После короткой встречи с преподобнейшим отцом аббатом Баге, отец Транквиллен все же позаботился принять необходимые меры.

— Рано или поздно, мне все равно пришлось бы двинуться в путь без тебя, моя верная подруга, заменив тебя отвратительным железным огнедышащим созданием, пожирающим пространство со скоростью ветра, — сказал он однажды вечером своей кобыле, ласково похлопав ее по крупу.

Перелистав тонкую брошюру «Советы путешественникам», он выдрал из нее страницу с изображением локомотива, изрыгавшего дым и огонь из высокой трубы и влачившего за собой через мрачное пространство длинную вереницу вагонов. Картинка сопровождалась текстом:

Рекомендации особам, путешествующим по железной дороге.

Никогда не выходите из вагона и не садитесь в него, если поезд не остановился.

Старайтесь как можно реже выходить из вагона.

Не высовывайтесь из окна, когда поезд движется.

Не переходите без особой необходимости железнодорожные пути.

В крайнем случае, делайте это с большой осторожностью.

Специальные поезда более опасны, чем обычные.

Старайтесь, по мере возможности, садиться в вагоны в средней части состава.

Никогда не пересекайте железную дорогу без разрешения сторожа[15].

«Интересно, — подумал Транквиллен, — какой ангел-хранитель прислал мне эти мудрые советы, и как он ухитрился подсунуть его мне?»

Хозяин «Оловянного горшка» не представлял, каким образом брошюра оказалась на столе посетителя. Ее появление было тем более странным, что железная дорога никогда не проходила через Ла-Рюш-сюр-Оржет, и только много лет спустя паровоз начал оплевывать дымом и огнем живописный пейзаж, столь дорогой монсеньору Дюкруару.

V Остановка в Гейдельберге

— На вас возлагают большие надежды, отец Транквиллен… Преподобнейший аббат Баге ненавязчиво подчеркнул неопределенность тех, кто возлагал надежды, словно хотел обратить таким образом внимание отца Транквиллена на высокое звание лиц, представителем которых он являлся.

— Да, большие надежды, господин Сорб, — повторил аббат.

Его стремление к равноправию религиозного и светского положения было настолько очевидно, что отец Транквиллен был поражен обращением аббата Баге, как упреком — или иронией. Его слова, простые и даже банальные, преследовали Транквиллена, когда он возвращался в «Оловянный горшок», когда он находился в поезде, увлекавшем его через мрачную лесную область Германии, и даже когда он покинул Мангейм вместе с группой швейцарских эмигрантов из Базеля, направляющихся в Австралию. Он выяснил, что в Мангейме отвратительные отели, что в нем нужно остерегаться менял и ничто здесь не оказывается менее определенным, чем расписание поездов и пароходов.

В итоге Транквиллен решил, что «Советы путешественникам» не так уж бесполезны, как можно было сначала ожидать, так как узнал, что железные дороги Франконии[16] уже давненько переживают трудные дни.

Таким образом, он задержался в Гейдельберге, и нельзя сказать, что ему пришлось жалеть об этом.