Семь жизней

Фёдор удивился и замолчал.

Жена осмотрела меня с ног до головы и вдруг передала мне розового пескаря.

– Постой минутку, – сказала она. – Грязное бельё тебе вынесу… Только не кашляй на него, ладно? – и кивнула на кулёк.

Задерживая дыхание, я держал ребёнка в руках.

Отбитая ладонь ещё горела, и даже в ушах шумело от боли, но это всё было ничего.

Зато ребёнок имел вес, он оказался реален, он стремительно начинал мне нравиться.

Не знаю, кто был тот рыбак, что выловил его, но улов выглядел завидно, замечательно.

А вдруг я и есть тот рыбак?

Всё испортил Фёдор, который, видимо, набрался сил и неистово заорал.

Он вспугнул ребёнка – младенец растаращился так, что сердце моё сжалось.

Я решительно шагнул к багажнику.

– Ты, гнида, закрой свой рот поганый. Я тебе башку оторву и выкину, – сказал я отчётливо. – Я тебя сейчас вывезу за город, и там ты, мразь, всё сразу поймёшь. Ты, сука, ответишь мне. Я тебя переломаю всего, гадина. Глотку тебе перегрызу. Будешь землю жрать, как крот. Лаять будешь и выть.

Проходивший мимо в белом халате огромного роста врач вдруг встал, глядя на меня.

– Это вы… с младенцем так? – спросил он, хмурясь.

Одна бровь врача могла бы довести до инфаркта людей со слабой психикой.

– Нет, конечно, – быстро ответил я.

– А с кем? – спросил он.

Я огляделся.

Вокруг никого не было.

Я улыбнулся лучшей из своих улыбок. Я даже судье так, когда мне дали последнее слово, не улыбался.

– Просто повторяю текст, – ответил твёрдо. – Я актёр.

Мои сандалии, трико и панамка не выдавали во мне театрального деятеля, но зато я сам, в доказательство своей правоты, легко подошёл к врачу, с радостью замечая, что бровь его смягчается и расправляется.

– Что за пьеса? – спросил врач.

Я улыбался: ну, он же сам знает, образованный человек.

– А, да, – догадался он. – «Я тебя породил…» Конечно. Но там было меньше текста.

– Гораздо меньше, – согласился я.

* * *

Жена пыталась доказать мне, что бельё, завязанное в драное и старое полотенце, нужно положить в багажник, но я лучше знал, где ему место.

– Меня могут очень скоро выписать, – сказала она. – У нас всё хорошо, – горделиво добавила любимая, и здесь я впервые услышал это «нас», которое уже не касалось жены и мужа, но оставило меня за скобками.

Мы поцеловались – но тоже как-то совсем иначе, словно через незримую ткань.

Впрочем, озабоченный другим, в машину я забрался весёлым и полным предвкушений.

Рычаг на заднюю скорость – машина ж так и тарахтела до сих пор, заведённая, – с рёвом разворачиваюсь, и на максимальной скорости навстречу «лежачим полицейским» – ва-а-а-у! – и ещё раз – ва-а-а-а-й!

Я сам чуть головой не пробил крышу, что уж говорить про Фёдора.

– Фёдор! – заорал я. – Кого ты там звал, Федя? И куда мы едем? Ты куда хотел, я забыл? Лесопарк? На канавинское озеро? К городской свалке? Где у тебя ближайшие дела, Федь?

Федя что-то неразборчиво отвечал.

Я никак не мог расслышать.

Пришлось сбавить скорость.

– Стой! – кричал он истошно. – Стой!

Свернув в первый попавшийся дворик, я остановился, и поспешил к Фёдору.

А то одного космонавта выпустил на волю, а второго на дно утяну.

Фёдор выглядел ещё хуже, чем час назад. Он даже не мог подняться.

По щекам его текли слёзы, по бороде – слюни. На лбу кровоточила ссадина.

Он был синий, как небеса.

«Нелегко жить негодяем, честному человеку гораздо проще», – подумал я и помог Феде подняться, попутно разорвав ему рубаху.

Сидя в багажнике, он долго отплёвывался, чихал и шмыгал носом.

Сжалившись, я заглянул в салон и оторвал кусок грязного полотенца: утрись, Федя.

Когда вернулся, возле ноги Фёдора лежал домкрат.

– Ага, – сказал я, – давай, убей меня за двести баксов.

– Ты же меня чуть не убил, – ответил он сипло.

– Я же за свои деньги, – ответил я, – а ты за ворованные. Так нельзя.

– Ты обманул человека, а я тебя обманул, – сказал он, подумав.

– О! – ответил я удивлённо. – Философия!.. Тот человек хотел, чтоб я его обманул. А я не хотел, чтоб ты меня обманывал.

Фёдор ещё раз шмыгнул и потрогал домкрат большим пальцем ноги.

– Поехали, – сказал он наконец. – Только в салоне. Я тебе всё отдам.

– Нет, Фёдор, – сказал я. – Вдвое больше. Ты наказан.

– Хорошо, – согласился он. – Только в салоне.

– Да хоть за рулём, – сказал я.

Он действительно сел за руль.

Я сам пристегнулся, а его отстегнул на всякий случай. А то мало ли куда он захочет врезаться.

Зато человеку за рулём не придёт в голову остановиться возле милиции и объявить, что его украли: будет смешно и неправдоподобно.

Я даже закурил.

Мне хотелось поговорить с Фёдором, но я опасался, что он меня разжалобит и собьёт цену.

– Куда ты ехал? – спросил он спустя две минуты.

Город брёл по своим делам, дома высились, асфальт нагревался.

– В морг, – ответил я.

Больше мы не общались.

Деньги Фёдор взял дома – я прошёл за ним в подъезд, нам открыла его жена, тут же сбежались дети, трое, я так и не определил, в какой пропорции они распределились между собою: два мальчика и девочка, две девочки и мальчик, или ещё как-то, хотя как?