Семьдесят минуло: дневники. 1965–1970

В автобусе. Молодая итальянка стоя читала Петрарку; одной рукой она держалась за поручни, а в другой у нее была книга. Читательница, каких желают себе поэты: когда автобус останавливался, она нежными пальцами отбивала такт по спинке сидения.

РИМ,4 АПРЕЛЯ 1968 ГОДА

Вечером у Дитера Заттлера, немецкого посла в Ватикане. Стефан Андрее рассказал о его поездке в Восточную Азию. Благодаря увиденному там, прежде всего в Индии, он почувствовал себя укрепившимся в своем христианстве. По этому поводу графиня Лихновски[663]: «Мораль буддизма заключается скорее в воздержании, нежели в помощи: не делать ничего злого».

С этим можно согласиться. Благодеяния христиан в большинстве случаев обходятся дорого. Если бы оставляли неприкосновенной ауру, в каждом могло бы проступить божественное. Моральный элемент возвратился бы миру, и он осветился бы, как в Новом Иерусалиме. «И не узрел я там храма».

Известие о смерти Бонавентуры Текки[664] огорчило меня.

РИМ,5 АПРЕЛЯ 1968 ГОДА

Сирокко. В первой половине дня как обычно за работой, при этом достиг немногого. Однако дело постепенно сладится. Важнее производительности — время, проведенное в размышлениях.

Один на Форуме, поскольку Штирляйн еще утром с четой Руселиус поехала в Палестрину. Сейчас время глициний — красиво, как они лиловой волной вспениваются над серыми стенами. Здесь в них тоже нет недостатка. Было очень людно; сказывалась Пасха. Я сидел в безветренном углу наверху перед базиликой Максенция и глядел на кошек, многие из которых были беременны.

Под аркой Тита. Голова триумфатора наполовину разрушена, однако сохранившаяся сторона все еще являет молодое, благородное лицо, которое, подобно лицу гордого ребенка, производит впечатление нетронутости. На его левой руке еще перстень с печаткой. Позади него на триумфальной колеснице Ника; ее обращенное к наблюдателю крыло отведено сильнее другого, кажущегося его тенью.

С юбками периодически происходит то же, что с прибавляющейся и убывающей луной. В настоящее время считается шиком носить их очень короткими — скажем, до половины бедра. Девушка, которую я сегодня увидел сидящей на лестнице возле церкви Сан-Пьетро в Винколи, оказалась еще смелее; юбчонка была чуть шире ладони. Одного молодого римлянина это, похоже, очаровало; он заходил то справа, то слева от сидящей и потом остановился посередине. Красавица, сначала даже не обращавшая на него внимания, наконец поднялась и с недовольной миной удалилась.

Сценка хорошо бы вписалась в комедию. Нескромность молодого человека порицать, собственно говоря, нельзя, а можно скорее посчитать естественным поведением, вызванным явной провокацией. Покажи ragazza[665] еще больше, вокруг столпилась, вероятно, целая толпа народу.

Имела ли она со своей стороны право на возмущение? Рискованная затея слишком очевидно предвещала реакцию, в конце концов, она даже хотела ее. И за то, что кто-то видит теперь приманку и одновременно делает вид, будто ее не видит, едва ли можно журить. Это было бы полным противоречием поговорке. Нельзя провоцировать, не вызвав ответную реплику; я хотел бы даже пойти дальше: разгуливая с неприкрытыми прелестями в глухих местах, не стоит удивляться, если подвергаешься насилию.

Такие рассуждения можно было развить в различных направлениях. Но как получается, что они не дорастают до секундного комизма встречи, а, скорее, его ослабляют? Вспышка мелькнула; не станет светлее, если я проведу исследование линий, приведших к контакту. Мгновение, правда, имеет предпосылки, но обладает и собственной силой. Это делает театр незаменимым: мимолетное, неповторимое мгновение.

РИМ, 6 АПРЕЛЯ 1968 ГОДА

Мы отправились к термам Каракаллы, но, выйдя на площади Венеции, заблудились среди дворов и двориков.

В портике Сан-Марко я снова стоял перед мраморным колодезным желобом с очень древними литерами, который изначально находился в атриуме бывшей на этом месте базилики. У таких колодцев, из которых черпали столетиями, тяговый канат оставляет следы. Край во многих местах протачивается канавками, которые врезаются все глубже. Здесь оправа похожа на распускающийся цветок. В оазисах есть колодцы, которые расслоились почти до земли.

Вверху на стене памятная доска XIX столетия, посвященная какому-то врачу его супругой. Я обратил на нее внимание из-за змеи, которая обвивается вокруг жезла Эскулапа не вертикально, а горизонтально. Изображение натуралистичное, чисто зоологическое, но движение животного подмечено точно и удачно выражено.