Само собой разумеется, у Гумбольдта есть и другие гётеанские пассажи, которые, вероятно, должны были вызывать у читателя и энтомолога Юнгера неподдельное восхищение. Приведем знаменитое описание картины ловли «гимнотов», электрических угрей, которую Гумбольдт и его спутник Бонплан наблюдали в притоках Ориноко. Индейцы, боявшиеся подвергнуться действию электрических разрядов, загоняли в болота лошадей и не давали им обратиться в бегство и выбраться на берег до той поры, пока не обессилеют и те, и другие. «Такова, — заключает Гумбольдт, — необычайная борьба лошадей и рыб. Сила, которая является незримым живым оружием жителей этих вод, — это та же сила, которая, пробужденная соприкосновением влажных и разнородных частиц, циркулирует во всех организмах, животных и растений; которая вызывает огонь в небе и заставляет греметь гром; которая притягивает друг к другу куски железа; которая направляет спокойные колебания путеводной стрелки космоса. Все эти явления рождаются из одного источника как краски разложенного светового луча; все они соединяются в одной вечной и вездесущей силе»[1074]
. Эта внезапная смена аспекта, неожиданное смещение взгляда с красочных деталей на некий общий космический план, встречается и во многих пассажах «Семидесяти». Можно привести в пример захватывающее описание водяного буйвола на рисовом поле, который внезапно переходит в образ-символ вечной плодородности Земли, или опять-таки любой из множества рассеянных по книге эпизодов «субтильной охоты».Энтомология и литература — две пересекающиеся плоскости, и самое интересное происходит на линии пересечения этих плоскостей. Траекторию полета жуков-скакунов (cicendelae — несомненные фавориты Юнгера среди жуков) с их отрывистыми, скачкообразными движениями можно увидеть как текст, где предложения и абзацы отделены друг от друга особой пунктуацией. Насекомые вдруг оказываются семиотическими объектами, которые можно расшифровывать и читать. Но это всего лишь еще одна — пусть очень существенная — оптическая модель, которая призвана помочь читателю в чтении идеограмм природы и культуры. «Сила территорий из больших глубин определяет не только гармонию живых существ друг с другом, но и с неживой природой. Удаленные друг от друга вещи вступают в созвучия, слова с совершенно разным значением звучат вместе благодаря рифме. Мир становится плотнее, становится стихотворением. Существует иероглифическое письмо природы; глаз, наметанный в различении тончайших деталей, узнает в них характерные черты континента, острова, горной цепи, подобно тому, как знатоки умеют определять характер по почерку человека»[1075]
. «Die Welt wird dichter, wird Gedicht»: мир — стихотворение. Стихотворение, которое слагает образованный путешественник. И в дневниках Юнгера он находит ценную подсказку, как «подобрать свою рифму к миру».В заключение остается посоветовать современному путешественнику из России непременно взять с собой эти дневники в дорогу. И не стоит выбрасывать их по прочтении за борт круизного лайнера или — жест, конечно, менее романтический — оставлять на гостиничной тумбочке перед вылетом из Манилы, Токио или Агадира. В домашней библиотеке между классическими книгами Дж. Конрада и Р. Киплинга и популярными сегодня трэвелогами Б. Чатвина и С. Линдквиста они, несомненно, займут достойное место.
При написании комментариев к переводу использовался индекс имен ко всем дневникам Э. Юнгера, составленный германистом Т. Вимбауэром (Wimbauer Т. Personenregister der Tagebiicher Ernst Jiingers. Schnellroda: Edition Antaios, 2003).