Семьдесят неизвестных

— Да он привык по ночам удить.

— Ха-ха-ха!

Пусть смеются…

Среди едущих одна женщина. Полная, краснолицая, в мужской меховой шапке. Агроном отделения — она бывает на каждой пересменке.

А где же Маруся? Уже, наверное, там — с первой машиной уехала. Интересно, какая она? В дневной смене есть женщины, но больше пожилые. Одна только девушка. Весёлая, песни всё время поёт. Даже на пересменке. Заливает сошники маслом, а сама:

Но я упряма.
Ах, как я упряма…

Юра тронул за плечо своего тракториста; он сидел рядом, у борта:

— А она молодая?

— Кто?

— Да Маруся.

Тракторист посмотрел на него ошалело и вдруг захохотал:

— Ха-ха-ха!.. «Она молодая»!.. Ой, не могу!

— Что смешного? — Юра обиделся. — Я её не знаю, вот и спросил.

— Так ведь она не баба. Мужик. — Тракторист вытер рукавом выступившие слезы. — Ну, пацан, уморил.

Юра покраснел до ушей. Надо же так влипнуть!

— Фамилия у него Марусич. Вот все Марусей и кличут. Городской он, к нам сюда только на сев.

Полевой стан, как всегда во время пересменки, наполнен шумом и грохотом. Один за другим с лязгом подъезжают тракторы, волоча за собой сцепы сеялок и поднимая тучи пыли. Оставляют сеялки на краю поля, а сами выстраиваются в линию возле вагончика. Усталые трактористы с чёрными, запылёнными лицами, все похожие друг на друга, передают смену только что прибывшим.

Вот и Маруся. Мужчина не старый, но обрюзгший, с животом. Модный, с козырьком, берет, а под ним густые, свалявшиеся, как войлок, волосы. Зерно застрянет — прорастёт. Всю пыль с полей собрал.

Тракторист отвёл Марусю в сторону, толкует о чём-то, бросая на Юру быстрые взгляды. Наверное, говорит: навязали практиканта на нашу голову. А Маруся урчит недовольно. Он вообще не говорит, а урчит, словно голосовые связки у него не в горле, как у всех людей, а в животе. Сразу и не разберёшь, что сказал.

Техуход провели вместе. Залили жидким маслом сошники, колёса заправили солидолом. Это для Юры уже привычное дело; он управился даже раньше Маруси. Тому не очень-то сподручно наклоняться — животик мешает.

Подъехал трактор.

— Готовы? — высунулся из кабины Пётр. — Цепляй сеялки!

Трактор взревел, выплюнул облачко чёрного дыма и сильно дёрнул сеялку. Юра едва устоял на ногах, схватился руками за крышку.

Громоздкий агрегат, скрежеща, подскакивая на неровностях почвы, вышел в степь.

Начиналась ночная смена.

Огромное солнце висит на краю неба, зажигая всю землю своим красным неярким пламенем. Горит берёзовая рощица неподалёку от степного озера; горит, словно расплавленное, и само озеро. Горит трактор, горят сеялки; горят, как будто светятся изнутри, лица сеяльщиков. Даже на землю, чёрную, сырую, жирную степную землю, ложится багровый отсвет.

Красиво! И страшновато немного. Как будто это и не наша, а какая-то совсем другая, чужая земля.

Ну конечно, не наша! Незнакомая планета, только что открытая. А они — космонавты с ракеты, прилетевшей сюда. А это не трактор, не сеялки — исследовательский агрегат. Или нет! Это и трактор, и сеялки. Идёт сев на вновь открытой планете — надо установить, пригодна ли она для заселения людьми. И им, лучшим из лучший, предоставили честь первым засевать земными злаками эту чёрно-багровую почву.

Солнце уже нырнуло за горизонт, только тёмно-красный краешек виднеется. Где-то оно сейчас встаёт — и там кончается ночная смена. А здесь впереди ещё целая ночь.

Ветер напомнил о себе — рванул раз, другой. Пыль ударила в глаза. Плохо! Обычно ветер стихает после захода солнца. А сегодня, похоже, готовится бушевать всю ночь.

Стало темно. Тракторист зажёг фары. Хорошо ещё, что у него задняя есть. Хоть что-то видать.

Кончился гон. Трактор развернул сеялки и остановился. Пётр выпрыгнул из кабины, пошёл, проваливаясь по щиколотку в рыхлой земле, к сеяльщикам.

— Как, ребята?

— Порядок! — бодро ответил Юра.

— Что стал? — У Маруси рот набит зерном — оно не протравленное, можно жевать.

— Семена везут со станции. Заправимся — и дальше.

Вдалеке, по невидимой дороге, плыли, протыкая тьму, два тоненьких лучика света.

Автомашина подъехала, развернулась задним бортом, натужно визжа. Заправщицы, укутанные платками по самые глаза, плицами быстро набросали полные ящики семян.

— Это кому? Воронам? — Пётр подобрал с земли щепотку просыпанных зёрен. — Разбазариваете народное добро. А как не хватит — на сеяльщиков сваливаете…

Ночь захлестнула последние отблески заката. Теперь уже совсем ничего не видно, только трактор впереди. И звёзды на совершенно чёрном небе. Юра запрокинул голову. Кажется, они совсем близко. Метров двести — триста.

Холодно как! Ветер пронизывает насквозь. Налетает, как разбойник.

Юра спрыгнул с подножки и побежал по пашне. Трудно, ноги утопают. Зато побегаешь минут пять — с полчаса на сеялке можно терпеть.

Вот с соседней сеялки и Маруся спрыгнул. Тоже доняло, несмотря на жир.

А трактор прибавил ходу. Ну, теперь ему не догнать. Придётся ждать здесь, пока агрегат не вернётся.

А на сеялке у него там всё в порядке?

Юра перебрался на соседнюю сеялку, проверил зерно в ящике, сошники. Хотел обратно к себе, да задел за что-то ногой, чуть не упал.