— О, я не знать. Это никто не знать. Но совсем, совсем мало. Ты можешь послать его наша клиника, но мы не будем помогать кардинально. И это будет дорого. Но это должен решать больной. Я не хотеть его обманывать, потому что ты мой друг. Если звонить офис, ему могут сказать другое. Но это будет обман. Я не хочу обман. Я хотеть тебе помочь.
— А другие клиники?
— Другие клиники могут сказать «да». Они хотят получать деньги. Но они ничего не сделать. Никто. Это совсем плохой случай…
— Спасибо, Гарри. Рад был тебя слышать.
— Я тоже…
Анатолий отключил скайп. Захлопнул ноутбук и повернулся к Игорю.
— Ты все слышал. Я ничего не скрывал от тебя. Можно еще, конечно, обратиться в клиники в Европе или Израиле, но боюсь…
— Не надо… Я думаю, этого достаточно.
Анатолий пожал плечами.
— Извини. Ты просил… Я сделал. Наверное, не всегда хорошо знать, что тебя ждет…
— Всегда хорошо! — рявкнул Вениамин. Подошел, уронил на плечи Игоря руки. — Надо знать! Всегда! Человек есть свободная личность, которая сама должна принимать решения, а не какие-то там консилиумы! Если Господь лишает человека блаженства мгновенной смерти, но насылает, на него долгую болезнь, то он знает, что делает! А наши эскулапы, идя поперек воли Создателя, врут про диагнозы, рассказывая про насморки с, пардон, поносами! Супротив воли Господней идут, нехристи! Человек знать должен, когда ему уйти назначено, дабы успеть привести в порядок дела свои и мысли. Душу свою к уходу подготовить! С близкими попрощаться, судьбу их устроить. А то ведь что выходит — помер человек, а душа его осталась как есть, без исповеди, без покаяния! Имущество, что всю жизнь копил-наживал, — прахом пошло, вместо того чтобы, согласно воле его, тем, кого он любит, досталось или для благого дела пригодилось. Как же так? Не по-божески это! Когда мне про болячку мою всю правду скажут, я, может быть, мировой шедевр сотворить успею, о коем всю жизнь мечтал, да руки не доходили. А тут — все побоку, ради последнего мазка! А они за меня решат! Они мне, души клистирные, врать будут. Вот и сдохну я за каким-нибудь очередным проходным портретом, вместо того чтобы человечество осчастливить! По их, заметьте, вине. И коли тело мое они спасти не могут, зачем право на себя берут душу мою губить! Только попробуй мне, Толька, соврать! Только посмей!
— Рано тебе еще, Веня, про это думать.
— Про вечность никогда не рано и никогда не поздно! Ты молодец, Игорь! Так и надо! Знать, чтобы все подготовить, чтобы уйти как человек, а не как слизняк! Чтобы вспоминали тебя все добрым словом, потому что о каждом ты вспомнил, о каждом позаботился! Все ты правильно сделал! А этих, — кивнул на Анатолия, — не слушай. Не надейся на них, готовь уход свой. А то они дотянут обещаниями до самого края, где тебе не до чего уже дела не будет. Накачают морфием, и станешь ты предметом неодушевленным, который без души, ума и поступков. Не поддавайся им. Теперь обо всем подумай и позаботься, пока таблетки жрать не начал! Потом — поздно будет!
А ведь прав Вениамин — лучше раньше, чем позже. Потому что если позже, то, возможно, уже — никогда…
Эпизод шестьдесят восьмой. Девятнадцать дней до происшествия
Здание было свеженькое, как только что испеченный пирожок — с деревянными стеклопакетами, под черепичной крышей, со стенами, покрашенными в яркие, веселенькие цвета. Во дворе подстриженные по-европейски кусты, клумбы. Просто санаторий какой-то.
Жаль, что не санаторий, что форма не соответствовала содержанию.
— Вы уверены? — спросил Александр Петрович. — Не передумали? Можно еще всё это отменить.
— Нет, — твердо ответил Игорь. — Я должен знать, что меня ждет!
— Ну-ну, — Александр Петрович испытующе взглянул на Игоря. — Тогда прошу за мной.
Вошли. Внутри было чистенько и опрятно. Но что-то было не так. Что-то витало в воздухе… Навстречу им вышла женщина в странном монашеском одеянии с чепчиком на голове.
— Деньги выделил Европейский благотворительный фонд, — объяснил Александр Петрович, заметив недоуменный взгляд Игоря. — Так что здесь все на западный манер, и интерьеры и персонал.
— Вы к кому? — вежливо спросила медсестра, сложив руки на груди.
— Мы от Аркадия Ильича. Он договаривался.
— Да, я в курсе. Прошу вас. — Повернулась, показала на лестницу, ведущую на второй этаж. — Вас проводят. Даша, помогите гостям.
— Ступайте за мной…
А дальше…
На кровати, на чистенькой простыне, лежал изможденный, высохший человек, напоминавший мумию. Его рука беспрерывно вздрагивала, узкие пальцы судорожно теребили, комкали одеяло. В горле что-то клокотало.
— Сегодня отойдет, — тихо сказала Даша. Склонилась над больным.
И Игорь склонился.
В лицо ему глянули пустые, уже мертвые глаза. Он уже был не здесь, был — там. Игорь отшатнулся.
— Сестра! — крикнула Даша. — Смените больному памперсы.
Памперсы? Да, памперсы! Будут памперсы…
Сестра стала привычно ворочать безжизненное тело, стаскивать с него грязные, промокшие насквозь памперсы.
А руки… руки больного всё так же судорожно мяли и комкали одеяло…
— Пойдем дальше или…
— Пойдем!