Семейная книга

Мы вошли. Жена распростерлась на диване без признаков жизни. Подарок дяди Мориса был подвешен наверху черт знает на чем. Висел он как-то странно — под ним остались две картины и часы с кукушкой, которые просвечивали через холст над горами. Картина еще покачивалась…

Дядя был приятно удивлен преданным уходом за его подарком, разве что отметил, что место темноватое. Мы попросили его не навещать нас без предварительного уведомления, ибо мы хотим готовиться к его приходу.

— Глупости, — сказал Морис, — что нужно готовить для меня, пожилого человека? Чашку чая и печенье…

* * *

С тех пор мы находились всегда в боевой готовности. Иногда проводили учебные тревоги. Лежим мы, к примеру, в постели, и жена вдруг дает команду: «Морис!» Я бросаюсь к балкону, жена сметает все со стены — аварийная лестница — под кроватью — алле оп!

Мы назвали это «Операция Аман» в честь библейского персонажа, которого повесили. Мы изводили себя учебными тревогами через каждые две недели и достигли неплохих результатов: повесить эту гадость, включая заметание следов, — две с половиной минуты. Спортивно-художественное достижение, которое стоит отметить.

* * *

В ту чреватую несчастьями субботу, когда Морис позвонил, что придет, мы вздохнули уже с облегчением. Дядя жены информировал нас, что он имеет намерение посетить нас после обеда, если не помешает. Наконец мы смогли подготовиться спокойно. Мы сделали из этого целое представление. Установили по бокам картины два торшера, накрыв их красно-зелено-желтым целлофаном, как в театре, чтобы дядя увидел, насколько мы ценим его подарок. Словом, пустились во все тяжкие. Жена щедрой рукой рассыпала пахучие цветы по золоченой рамке. Мы взглянули на картину с облегчением:

В шесть раздался звонок. Жена вышла встречать дядю веселой балетной походкой. В качестве последнего мазка с веселым смехом мы направили прожектора прямо на коз и стирающих матерей. И вот — открывается дверь, и на пороге — доктор Перельмутер, гендиректор Министерства просвещения, в сопровождении супруги.

* * *

Я стоял под картиной, залитой светом. Жена, стоящая позади гостей, совершенно стушевалась, были видны только ее глаза, лишенные всякого выражения. Доктор Перельмутер считался одним из наших близких друзей. Это образованный человек с утонченным вкусом, а его супруга — директор магазина произведений искусства. Они вошли в комнату, содрогнулись, и мне показалось, что доктора Перельмутера ноги не держат. Я старался стать так, чтобы закрыть собою хотя бы коз.

— Какая приятная неожиданность, — сказал кто-то моим голосом, — что вы…

Доктор Перельмутер протер очки и не в силах был вымолвить ни слова.

Цветы, если бы хотя бы не эти цветы на раме…

— Квартира у вас очень красивая, — пробормотал доктор, — всякие… картины…

Я явственно почувствовал, как ешиботники исполняют хасидские танцы за моей спиной. На несколько минут воцарилась очень неприятная тишина, гости не отрывали глаз от этого… Жена, воспользовавшись замешательством, выдернула штепсель от торшеров. Однако от плеча рабби и ниже картина оставалась освещенной. Доктор Перельмутер попросил стакан воды из-за головной боли. Жена вернулась из кухни со стаканом воды и сунула мне в руку записку: «Эфраим, держи ухо востро!»…

— Извините, что пришли без предупреждения, — сказала госпожа Перельмутер, — мой муж хотел с вами срочно поговорить насчет вашей поездки в США…

— Да, а в чем дело? — спросил я.

— Это уже не важно, — сказал доктор, — собственно, дело не такое уж срочное…

Я чувствовал, что мы должны как-то объяснить происходящее, иначе мы просто не будем существовать для культурных людей. Жена набралась смелости:

— Вы, конечно, удивляетесь, как эта картина попала сюда?

Они замерли:

— А действительно — как?

И тогда вошел дядя Морис. Мы представили его гостям. Мы увидели, что он производит очень хорошее впечатление на гостей.

— Вы хотели сказать нам что-то насчет картины, — напомнил жене доктора Перельмутер.

— Да, — прошептала женушка, — Эфраим, пожалуйста…

Я перевел взгляд на жену-дезертира, посмотрел на замерших Перельмутеров, на ешиботников в тени мельницы, на дядю Мориса, излучающего веселье и довольство.

— Красивая картина, — сказал я, опустив глаза, — пространственная, кисть, преисполненная выразительности… много солнца… масло… кстати, мы получили ее в подарок от дяди!

— Господин собирает картины? — спросила госпожа Перельмутер.

— Не такие, — сказал дядя с извинительной улыбкой, — я лично предпочитаю миниатюры. Но к сожалению, — только не обижайтесь, детки, — говоря откровенно, я-то знал, что нынешняя молодежь, с ее испорченным вкусом, предпочтет такую гигантскую мешанину…

— Не совсем так, — вмешался я в легко текущую беседу, доставая из ящика ножницы, — в определенной степени и небольшие картины имеют некоторую ценность в моих глазах…