Семейная кухня (сборник)

Днем она играла песенки деткам, а по вечерам шила на заказ. Особенно ей удавались свадебные платья с многочисленными воланами и оборками по местной моде. К ней даже из других сел ездили на примерки. Ирочка выносила на руках белое облако, из-под которого ее не было видно, и помогала невесте одеться. Невеста смотрелась в старое трюмо и не верила в то, что она такая красавица. Ирочка как будто передавала заказчице часть своей красоты.

Моей маме она тоже сшила свадебное платье – атласное, цвета чайной розы. Простое, обычное платье, до колена. Причем сшила тогда, когда мама о замужестве даже не помышляла.

– Это что? – хмыкнула мама.

– Твое свадебное платье.

– Ты шутишь? Кто меня замуж возьмет? И какое оно свадебное? А где все эти твои штучки-розочки?

– Ты же не здесь замуж выйдешь, а в городе. А там розочки не носят.

– А ты-то откуда знаешь? Не нужно мне твое платье.

– Я оставлю, а ты сама решай, нужно или нет.

– Ты же с меня даже мерки не снимала! – крикнула мама ей вслед.

Ирочка только хмыкнула: мол, чего мне тебя мерить.

В этом платье мама действительно вышла замуж и потом еще долго его носила, лет двадцать. И ничего с ним не делалось. Прямо заколдованное было платье. Ткань не вытиралась, не садилась, цвет не выгорал. И как бы мама ни поправлялась и ни худела, платье всегда садилось точно по фигуре.

– Мистика какая-то, – всегда говорила она.

То же самое – неподвластность времени – происходило и с Ирочкой. Она совершенно не менялась. Волосы не выгорали, не теряли свой ярко-рыжий, сбивающий с ног цвет, морщины на ее лице не появлялись, хотя она пользовалась только детским кремом. Ирочка не старела.

Но еще до этого, до морщин, в самый расцвет молодости, в нее влюбился Виталик. Он при-ехал из города, где жил, в село и увидел Ирочку, идущую по улице. Виталик застыл, как соляной столб, что не было удивительным – на нее все так реагировали.

Гость из города, сын влиятельного отца, стал приезжать в село регулярно. Ирочка его не отвергла, а приняла сразу. Тоже влюбилась.

Он приезжал не на «уазике», а на самой настоящей белой «Волге», и мальчишки гурьбой бежали за машиной. Уже во дворе женщины выходили на улицу или выглядывали из окон, чтобы посмотреть на столичного красавчика. Виталик был не то чтобы красив, но, как и Ирочка, неравнодушен к одежде: тонкие кожаные ботиночки, шерстяное пальто по фигуре, шелковый шарф. Мужчины так не одевались. Так одевались киноактеры, которых показывали в местном кинотеатре, куда на новый фильм сходилось все население села, от грудных младенцев до слепых старух. Да, еще у Виталика были перчатки, самые настоящие, кожаные. На эти перчатки сбегались посмотреть с соседних улиц и мечтали дотронуться хотя бы пальцем до такого чуда.

Поскольку мама была Ирочкиной подругой, то стала посвященной в эту запретную любовь. Она же придумала, как скрыть от всезнающего и всевидящего села «отношения». К тому же мама подружилась с Виталиком, который оказался умным, хорошим парнем, с чувством юмора. Считалось, с маминой подачи, что он приезжает к бабушке, которая пишет репортаж о молодежи – о том, какие они комсомольцы, спортсмены и ударники учебы. А Виталик, как яркий представитель молодежи города, дает интервью.

Виталик заходил к маме, снимал пальто, шарф, перчатки и отчего-то ботинки, бросал все это на любимое бабушкино плетеное кресло и уже в таком виде, босой, взбегал на пролет выше, к Ирочке.

Ирочка по случаю влюбленности сшила себе халат из китайского шелка с широкими рукавами и ждала Виталика, как фарфоровая статуэтка. Виталик от вида такой женщины терял голову.

Обман раскрылся, как всегда, неожиданно. Кто-то из бабушкиных коллег спросил, когда будет готов материал о достижениях советской молодежи и особо ярких ее представителях. Бабушка подняла бровь, но сделала вид, что ничего удивительно не услышала. Вечером она приперла маму к стенке, и та ей все рассказала. Ирочка сидела в плетеном кресле и обливалась слезами.

– Он все равно на тебе не женится, – сказала бабушка.

– Он обещал, – твердо ответила Ирочка.

– Ему отец не позволит, – покачала головой бабушка.

– Он обещал. Я ему верю.

Бабушка тяжело вздохнула.

Через неделю во двор въехала черная «Волга», из которой с трудом вылез мужчина. Оглядев строго двор, увидев белую «Волгу», он велел шоферу идти вперед. Все обитатели двора попрятались – кто за деревом, кто за развешанным бельем. Только мальчишки смотрели, раскрыв рты, на невиданное событие – две «Волги», черную и белую.

Мужчина уверенной походкой вслед за шофером вошел в бабушкину квартиру, и первое, что он увидел, было плетеное кресло с небрежно брошенными шарфом, пальто и аккуратно стоящими ботинками.

– Виталик! – гаркнул мужчина.

Вместо Виталика из кухни выскочила, как ошпаренная, мама.

Мужчина оглядел ее с ног до головы.

– Нет, – сказал он.

– Что – «нет»? – не поняла мама.

– На тебя бы он не посмотрел, – сказал мужчина.

– Это почему? – встала в позу мама.

– Где он? – Мужчина не удостоил маму ответом.

– Не скажу, – ответила мама.

Мужчина опять посмотрел на нее пристально.