А потом мама решила уехать. У нее кончились силы бороться за жизнь, выживать. Я, с отмороженными руками и перспективой никогда не иметь детей, ругалась матом, цитировала Уголовный кодекс, не училась и для красоты посыпала волосы серебрянкой, которой красили батареи. Мама решила, что меня надо спасать, пока не поздно. Мне кажется, здоровье было не главным аргументом для возвращения на Большую землю. Просто у нас в школе сразу две девочки, ученицы десятого класса, ходили почти лысые, беззубые от нехватки витаминов и к тому же беременные. Пьяные будущие отцы были подопечными тети Аллы и уже стали «авторитетами» в детской комнате милиции. Мне кажется, мама просто испугалась. Или причина была не в этих девочках с худыми ногами и огромными вздувшимися животами, а в тете Наташе.
Она, наша самая любимая соседка, вдруг изменилась. Или не вдруг. Но никто не помнил, когда это произошло, в какой момент тетю Наташу подменили.
Там, на Севере, не было верующих. Там не верили ни в бога, ни в черта. Это был город циников, атеистов, шизофреников и параноиков. Туда сбегали с Большой земли. У каждого была своя причина. Мою учительницу по хору на Большой земле должны были положить в психушку, а здесь психушки не было, до ближайшей – три часа лету. И она вела хор и пела песни. Тетя Алла верила в советское правосудие. Мама верила в судьбу, гадала на кофе и даже могла раскинуть карты таро. У мужа тети Аллы была паранойя. Он никогда не открывал дверь на звонок, рылся в сумке жены в поисках не пойми чего и долго смотрел в дверной глазок, прежде чем выйти на лестничную клетку. Мы, дети этих странных, больных и несчастных взрослых, спокойно реагировали, когда кто-нибудь из женщин хохотал до слез и потом, почти без перерыва, без перехода, без причины, захлебывался слезами. Тогда не знали слова «депрессия». У нас это называлось «сорвалась», или «слетела с катушек», или «крыша поехала». Мужчины пили, женщины, те, кто не пил, хохотали, рыдали, подолгу молчали, глядя в одну точку на стене, разговаривали сами с собой… И это считалось если не нормальным, то привычным. Никто не удивлялся. Мы пережидали родительские закидоны, как буран, снегопад или актированные дни.
Никто не ожидал, что тетя Наташа станет верующей. Она вдруг перестала печь вкусные безешечки и тортики, перестала улыбаться и, если кто-нибудь из нас попадал ей под руку, вела странные, непонятные разговоры. Сначала мы решили, что она тоже «слетела с катушек».
Нет, поначалу она приходила, как раньше, с чем-нибудь вкусненьким и рассказывала соседям, как надо жить.
– Наташ, иди, и без тебя тошно, – выпроваживали ее соседки.
– Выпить хочешь? – спрашивали соседи.
Мы тихо хихикали, когда тетя Наташа пыталась с нами поговорить о «смысле жизни».
Тетя Алла, которой соседи поручили выяснить, «откуда ветер дует», быстро вышла на след молодого мужчины Юрия, который якобы раньше был священником на Большой земле, но потом, в короткий срок собрав вещи, уехал на Север, бросив жену и троих детей. Уже в нашем городе он поработал на стройке, на буровой, а потом вернулся к привычной деятельности, собрав вокруг себя немногочисленную, но верную стайку прихожанок. Кто-то приносил ему деньги, кто-то, как тетя Наташа, кормил. Юрий рассказывал про вечную жизнь, рай и обещал спасение.
Тетя Алла пришла к мужу тети Наташи Андрею Андреевичу и рассказала о проповеднике. Дала адрес. Андрей Андреевич молча выслушал, надел тулуп и пошел бить проповеднику морду. Не просто так, а за дело – теперь стало понятно, куда тетя Наташа дела заначку, отложенную на летний отдых и новый ковер на стену. Андрей Андреевич сломал Юрию нос и порвал самодельные иконы. Тетю Наташу Андрей Андреевич вытащил из его квартиры в одном платье и прогнал до дома в тапочках и без пальто. Тетя Наташа после пробежки тяжело заболела, но ничего, оклемалась, встала.
Городок был маленький. Все друг про друга знали. Слухи распространялись мгновенно. Муж другой прихожанки узнал, что Юрий с его женой не только разговоры вел, но и прелюбодействовал. Жена лежала дома с сотрясением мозга после побоев, а Юрий собирал чемодан.
Тете Наташе все рассказали. Она плакала, уткнувшись в подушку. Но не поверила. Решила, что на Юрия наговаривают, что он не мог, не такой.
– Ну ты, дура, послушай хоть меня, – ревела белугой тетя Алла и рассказывала тете Наташе про брошенную жену и троих детей, про связь с прихожанкой и деньги, найденные в квартире проповедника.
– Нет, он не мог, – твердила, как полоумная, тетя Наташа.
– Тьфу, – совершенно натурально плюнул на жену Андрей Андреевич и вышел на кухню.
– Он сбежал. Улетел сегодня. Я специально уточняла, – сказала тетя Алла.
Тетя Наташа заплакала.
– Он меня любил. По-настоящему. А с ней просто так, уступил, поддался. Мужик все-таки. Другим местом думал, – твердила она.