Семейная педагогика

– Мне все равно, – ответит Сашка. А в душе ему так обидно. Так нужна ему эта пятерка по любимому предмету!

Мишенью Сашкиных насмешек стало в последнее время повальное увлечение класса вещами: джинсами, кофтами, поясами, дисками. Когда Сашка начитался Лема, Брэдбери, Стругацких, он облек свои остроты в некий философский набор отрицаний. А когда на Сашку «находило», он забывался. Импровизируя, он вытаскивал из памяти то, что было схвачено и подсознанием услышано как бы невзначай. Входя в раж, он рассекречивал интимное, высвечивал низкое, обличал наотмашь.

– Нет, милые, – обращался он к девочкам, – ни одну из вас я замуж не возьму, потому что променяли вы духовные ценности на шмотье. Обмещанились, должен вам сказать. Загорностаились…

– Ладно, хватит тебе выступать, – говорили ребята. – Ты что-нибудь новенькое про Наполеона вякни.

2. Оберегайте детей от ложных стрессов!

Чем одареннее ребенок, чем больше развиты в нем воображение и склонность к фантазиям, чем тоньше его душа, тем опаснее для него различные эмоциональные потрясения. Оберегать детей от их собственных стрессов – это крайне важно.

…Было ли увлечение Сашки такими личностями, как Наполеон, Суворов, Цезарь, чисто историческим или имело еще и какую-то честолюбивую нравственную подоплеку, сейчас трудно сказать. Но сам факт его необычного интереса был связан, возможно, с какой-то его собственной тайной. В тринадцать лет провести сравнительный анализ двух книг – Тарле и Манфреда, постоянно думать о личностных причинах успеха внешне ничем не выделявшегося бедного корсиканца (Сашка был самым маленьким в классе), вникать в тонкости отношений императора с кликой верноподданных – что бы это все значило? Может быть, таким образом Сашка утверждался в среде ребят, привязывал к себе своими рассказами… В Сашке жил антиквар, исследователь, фантазер. Он сам научился высекать счастливые искры из окаменелых книг. В нем клокотала потребность не только воспроизводить в своем уме, но и воссоздавать для других целые миры прошлого. В нем жил удивительный рассказчик, увлеченный, тонкий, непритязательный. Сашка нуждался в общении. Эта болезненная потребность поделиться с другими и на этой основе найти духовного сообщника определяла многое в его характере: щедрость, взаимовыручку, готовность рисковать для других. И хоть он к восьмому классу и был у всех притчей во языцех, чуть что: «А, это Пушнин! Да кто, кроме Пушнина!» – все же о нем говорили с оттенком уважения. Были у него свои заслуги перед школьным обществом. Имел он какие-то права на свой независимый нрав. Это иногда раздражало. Каждый считал своим долгом его воспитывать и переиначивать.

Однажды сама директриса пришла в класс и сказала при всех:

– Нет, мы из тебя сделаем человека! Сделаем, дорогой! – И обратилась к ученикам: – Вот при всех обязываю тебя, Пушнин, докладывать два раза в месяц на педсовете о своем поведении…

– А с какой стати? – рассмеялся Сашка.

– Ну, кто ему объяснит? Кто хуже всех ведет себя на уроках?

– Я, что ли? – разозлился Сашка. И так как Сашка не умел злиться, то это движение вышло у него крайне неловким, и класс рассмеялся. А директриса тут же нашлась:

– Не будем с тобой, Пушнин, в посмешищах ходить… Мы еще им покажем. Покажем ведь? – обратилась она к Сашке. Но Сашка сник, точно дух из него весь вышел.

– И мать не станем больше вызывать. Незачем старую и больную женщину беспокоить, – продолжала директриса. – Пожалеем ее.

Именно при этих словах Сашка будто растерялся, смешно как-то повернулся, его худенькие плечики, задергались, а из глаз покатились слезы… При виде такой картины дети вновь было рассмеялись. Но, поняв, что с Сашкой творится что-то неладное, притихли. Директриса же продолжала:

– Ну вот, хоть ты мать свою жалеешь, а кто-то говорил, что у тебя вообще сердца нет, будто ты извергом растешь…

Трудно сказать, чем бы кончилась эта неприятная сцена, если бы неожиданно дверь не распахнулась и пожилая нянечка не позвала директрису срочно к телефону.

У Сашки была старенькая, заботливая, несколько странноватая мама. Кто-то Сашке брякнул однажды на улице: «Не мать она тебе». И запомнил Сашка. И почему-то стыдился матери. Может быть, потому, что мать его одевалась попроще других матерей. Как-то запала ему в душу картина: мать шла в школу. Поскользнулась, чуть было не упала. Уборщица успела подбежать, а ребята из класса расхохотались. И Сашка почувствовал, что ему надо бы помочь матери первым, да не смог почему-то, стыдом все тело сковало.

Каждый приход матери в школу, даже на родительское собрание, был для него пыткой.