Семейная сага

"Подхалима" кому-то захотелось несчастную собаку догнать и почему-то излупить прутьями. Все мы заранее запаслись прутьями, и как только собака схватила брошенный ей кусок и метнулась в сторону, мы гурьбой бросились за ней. Собака неслась в сторону леса, мы за ней. Бегал я быстрее всех, поэтому вскоре мы уже только вдвоем с "Подхалимом" неслись по лесной тропинке. Собака была настолько истощена, что мне удалось ее настичь. Я бежал за ней и на ходу начал лупить ее прутом в каком-то безумном исступлении…

"Подхалим" остановился, замер, прижался к земле, а потом перевернулся кверху брюхом… Я увидел глаза беззащитной собаки, в которых была мольба о милосердии. Я застыл, как вкопанный. Меня охватила какая-то паника, раскаяние, в общем что-то ужасное. Потом я бросился на землю и истерически зарыдал. Мне было мучительно стыдно, больно, тошно…

И вдруг я почувствовал как теплый ласковый язычок лижет мою соленую от слез щеку. Собака при этом поскуливала, как бы жалея меня. Я ее обнял и мы еще долго плакали вместе. И она продолжала слизывать мои слезы…

Я вспомнил те бабушкины слова, которые она говорила мне про пленных немцев. Я начал понимать, как сильна сила прощения. Даже собака, по отношению к которой я был так жесток, простила меня! Я постепенно успокоился, обнимая собаку. Она ласкалась ко мне, и я гладил ее, гладил, обещая больше никогда не делать ей больно. Я с ней разговаривал, как с человеком, и мне казалось, что она всё-всё понимает…

Павел. 1945, 17 июля

Вот уже неделю мы на Кавказе, в Чимитаквадже, или

как тут все называют, — в "Чимитке". Мы — это группа моих друзей, слушателей Военно-воздушной академии, в которой я учусь: Витя Захаров, Олег Орлов, Петька Сартаков да Револьт Трахтенберг. С нами поехала и Катя с Сережей: уговорила Михаила, что так им с Сережей в компании будет веселее.

Все ребята от нее без ума — она веселая, всех заводит, бегает, как мальчишка, в море ныряет с высокого выступающего над водой камня. Это она еще в Заволжске научилась: у нас там крутые берега с глубокой водой под ними.

В общении со всеми она очень смела — то во время танцев обнимет партнера, то голову ему на плечо положит, а то и поцелует в щечку, по окончании танца. Но танцует, правда, только с нами, со своими. Танцы здесь каждый вечер. Ну, а что еще и делать? Не книжки же читать!

Живем мы весело, все пятеро в одной комнате, спим на привычных солдатских кроватях. Виктор — признанный лидер, он хороводит. Парень он с сильным характером, командует всеми, кроме меня — этому мешает мое фронтовое прошлое. Но я не прочь, когда мною командуют — привык уже… Олег — человек очень образованный, из интеллигентной семьи, говорит по-немецки, играет на пианино танго и фокстроты. Петька он и есть Петрушка, всех вечно веселит, хотя порой и глуповато.

Револьт, которого мы зовем "Рёва", добрый парень, но над ним все потешаются. Однажды ему под одеяло запустили полоза, так он, бедняга, вскочил, как ошпаренный, и вопил в истерике: думал, что это настоящая змея к нему в кровать заползла. А однажды ему вместо компота поставили стакан, в котором была намешана горчица, а сверху для вида положили сухофруктики из настоящего компота. Вот была потеха! Но он отходчивый, потом быстро всех простил. Ну, да при его комплекции поневоле станешь отходчивым — его, как говорится, соплей перешибить можно!

В академии он, потому что у него отец был какой-то герой Гражданской, да и сына назвал в честь революции и Ленина. Правда, Виктор как-то пошутил: "А у тебя буква "Т" в имени не в честь ли Троцкого?" Револьт аж вспыхнул весь, надулся и выбежал из комнаты. Тут Петр рассказал историю про своего друга, которого родители вообще назвали "по- иностранному" — "Мэлсор", что означало в сокращении Маркс-Энгельс-Ленин-Сталина-Октябрьская-революция".

Олег добавил, что он знал парня, которого звали "Трактор", а

одна его знакомая звалась до войны "Индустриализация". Потом, правда, когда пришло время получать паспорта одумавшиеся родители упросили "Трактора" поменять на Трофима, а "Индустриализацию" на Елизавету, поскольку ее все равно сокращенно звали "Лиза". А Петр божился, что он знал одну семью цирковых дрессировщиков, которые сына назвали в честь своего любимого слона "Чанг". Якобы он спросил их, а как же будет отчество у их внучки: "Чан-говна"? Посмеялись мы все вдоволь!

С Катей побыть одному никак не удается, все время ребята вокруг. Да тут еще около нее генерал вьется, с которым они с Сережей сидят за одним столом в столовой. А мне опять не хватает ее ласк — привык к ее ласкам! Правда, Варю вспоминаю часто, но уже без прежней горечи. А все же жаль, что не приехала она тогда в Приуральск! Не попал бы я, правда, в академию, да на кой мне она нужна?