Семейная сага

У меня захватило дух. Меня бросило в краску. Я чувствовала, что теряю над собой контроль и начинаю сходить с ума. Мелькнули мысли о Михаиле, о Павле, но тут же ушли… "Пляжный роман"? Да плевать! Такое случается раз в жизни. А вдруг что-нибудь серьезное? На этом мои мысли окончательно запутались…

Я встала со стула и подошла к нему… О том, что было потом, у меня осталось очень расплывчатое воспоминание. Я вознеслась от какого-то одурманивающего восторга буквально на седьмое небо. Я была счастлива, как никогда. Такого не было даже с Ильей!

Потом Георгий проводил меня к танцплощадке к моим друзьям. Как раз, когда мы подходили, раздалась завершающая Утесовская песенка, которую всегда почему-то играли напоследок на танцплощадках и катках по всей стране:

"…Доброй вам ночи, вспоминайте нас…" Тропинка с танцплощадки к корпусам санатория была единственная. Мы с Георгием встали сбоку и ждали, когда подойдут "мои пажи", как он их назвал. Вот они и появились своей дружной компанией.

— Ну, вручаю вам вашу красавицу в целости и сохранности. — Сказал им Георгий. — А я сегодня ее совратил: дал я ей попробовать чуть-чуть настоящего грузинского кинзмараули. Ну как, Катерина, вкусное было винцо?

— Очень! Я такого еще никогда не пила! — И я взглянула на Георгия с улыбкой, понятной только ему. — Спасибо, Георгий Александрович!

До корпуса мы шли все вместе. Мои мальчики слушали, как генерал, рассказывал им эпизод, произошедший во время предыдущей смены. Был тогда один Герой Советского Союза, который на пляже загорал, прислюнявив к груди вырезанную из газеты звездочку. "Зачем это делаешь?"

— Спросил Георгий. "А чтобы всем даже на пляже видно было, что я Герой Советского Союза!" "А-а-а…" — Сказал Георгий, взял у того газету, оторвал две полосы и прикрепил

сбоку к своим ногам: "Хорошая идея! Я вот тоже хочу, чтобы мои генеральские лампасы тоже мог каждый видеть на пляже!" Ребята от хохота держались за животы. А я шла и все больше влюблялась в Георгия…

Ксения. 1945, 15 августа

Сегодня к нам в гости приходили друзья Павла из

академии, с которыми он ездил на Кавказ: Виктор Захаров, Олег Орлов, и Револьт Трахтенберг. Как сказала Катя, когда они вошли: "Знакомьтесь, это мои верные пажи!" Она и правда, вела себя будто королева, приказывала направо и налево, целовала их в щечки. Прямо, то ли мамочка для них, то ли старшая сестра!

Все трое обратили внимание на меня и стали со мной заговаривать о разных вещах, острили, каламбурили. Все они моего возраста, моложе Павла лет на шесть. Они пошли в академию прямо после средней школы. Павла они все очень уважают за то, что он воевал.

К концу вечера Катерина осталась без внимания

"пажей" и, по-моему, даже немного расстроилась и немного фырчала на меня. Но ведь я же здесь не при чем: они сами выбрали меня для своих разговоров. Катя занялась какими-то разговорами с Павлом.

Ну, что сказать о ребятах? Когда мы первый раз встретились взглядами с Виктором, я почувствовала, что у меня ёкнуло сердце. Он очень симпатичный, похож на Маяковского: такое же умное и волевое лицо. Олег Орлов мне тоже понравился: такой тонкий, ироничный, галантный. Револьт, или "Рёва", как зовут его ребята, умный, но какой-то высокомерный, все у него идиоты. Он напомнил мне Джингля из "Пиквикского клуба", хотя он, видимо, не мошенник.

Потом пришел с работы Миша. Ребята стушевались, заторопились уходить, но он их не отпустил. Мама пошла на общую кухню на этаже, поставила чайник. Попили чай "с таком", практически даже без сахара. Но разве это важно! Миша молодец, он умеет общаться с людьми. Катька как-то заметила, что ему все равно, с кем общаться: с дворником он

дворник, с профессором — профессор. А по-моему, это неверно: Миша просто всегда остается самим собой, умея общаться на равных с любыми людьми.

Катерина. 1945, 21 августа

С Георгием наши отношения бурно развивались после

того незабываемого вечера 21 июля у него в палате санатория. Я даже число это запомнила, хотя при всей моей памяти на цифры, именно даты я не запоминаю.

Мы провели еще несколько раз вместе, иногда накоротке, но каждый раз для меня все проходило бурно и безоглядно. Он даже сказал мне, что такой женщины, как я, у него никогда еще не было. Перед отъездом он дал мне свой телефон и сказал, чтобы я ему звонила. Если подойдет жена, чтобы просила какого-нибудь Николая Иваныча или Василия Петровича, словом, будто ошиблась номером. Если же он снимет трубку и на мое приветствие ответит, например: "Нет, Колян, сегодня никак, мы с женой…" или что-нибудь в этом роде, то это значит, что он не может со мной говорить, жена дома.

Сегодня я позвонила часов в семь вечера из уличного автомата. Он подошел сам.

— Здравствуй, Гера! Это я!

— Здравствуй, здравствуй, Екатерина Великая! Рад тебя сегодня слышать.

— А ты знаешь, почему я звоню?

— По-моему, догадываюсь!

— Правда?

— Правда, правда! У нас с тобой сегодня в некотором роде юбилей: месяц нашего, как бы сказать, тесного знакомства.

— И ты помнишь?..