И невозможно было удержаться от этих мыслей – как все сложилось бы, не напейся он так безобразно в тот апрельский день, не проведи ночь с Лидой, не вляпайся во все это. Не думать, глядя на старшую дочь, что, если бы не она, вся его жизнь могла бы сложиться по-другому. Не испытывать разочарование, глядя на сына, балабола и двоечника, и не думать, что их с Галкой сын получился бы совсем другим…
То письмо от Галки – первое и единственное за все годы – в который раз всколыхнуло всю погань, таившуюся у него в душе. Заставило опять все это переживать, мучиться бесполезными сожалениями, раздражаться и рявкать на домашних. И почему-то внутри поселилась совершенно бессмысленная, идиотская обида: вот ведь недолго, выходит, переживала, выскочила замуж чуть ли не через месяц, сына родила – почти ровесника Александры. И до чего же хотелось вообразить себе, что Андрей – замечательный толковый парень, талантливый, вдумчивый, основательный – его сын. Таким бы он и был – куда больше похожим на Воронцова, чем разгильдяй Максим. Вот только не здесь, не в этой паскудной реальности, где между ним и Галкой ничего не было, кроме одного вечера сумасшедших яростных поцелуев…
Лидия вызверилась на Андрея сразу же. То ли приревновала мужа к отсутствующей Галке – весь курс ведь знал, сколько лет он за ней ходил, и Лидка, конечно, не была исключением. А может, бесилась, что чужой парень оказался Воронцову ближе собственных детей.
Так или иначе, Андрея она прямо-таки возненавидела, хоть и никогда не говорила об этом прямо, только отпускала ядовитые намеки и гаденькие усмешечки. А когда Макс донес, что застукал Андрея с Александрой в московской квартире…
Алексей Михайлович поначалу даже обрадовался: о каком еще зяте он мог бы мечтать, как не о Новикове?
Но с Лидией чуть припадок не сделался.
– Ради бога, не будь таким наивным, – стонала она. – Неужели ты не понимаешь, что он просто морочит ей голову, хочет зацепиться и остаться в Москве, заручиться твоей поддержкой.
– Прекрати! – грохнул он тогда кулаком по столу. – Андрей хороший, честный парень.
– Ты тоже, Алешенька, хороший, честный парень, – невинно моргая, заметила Лидия. – И всегда был хорошим, честным парнем. Но разве тебе не известно, на что способны провинциалы, чтобы удержаться в столице?
Она прямо буровила его глазами – этак с пониманием и где-то даже сочувствием.
И его буквально повело тогда, аж затошнило…
Ведь и в самом деле: сам он в свое время сподличал, уцепился за юбку, удержался, чтобы остаться здесь!
Что, если и Андрей…
А у Александры Америка сорвется, карьера к чертям полетит. Только из-за того, что ловкий парень – не плохой даже, не злодей какой-нибудь, а так, вроде него самого, немного себе на уме – ее сейчас окрутит.
Он, конечно, сорвался тогда, наорал на Сашку, пригрозил. Конечно, не стал бы он Андрея выставлять. Где-то даже надеялся, что молодые пошлют его подальше и по-быстрому распишутся. Лидка, конечно, при таком раскладе его совсем задушит своими вздохами и слезами, да уж ладно, пережила бы как-нибудь…
Он толком и не понял, что тогда произошло. Только Сашка, кажется, сама все решила и уехала в свою Америку. Андрей остался и продолжал работать с ним как ни в чем не бывало. И Лидия, кажется, немного успокоилась, хотя и продолжала тонко и аккуратно намекать, будто Новиков паразитирует на нем, использует, мечтая однажды подмять весь санаторий под себя.
А вот Сашка как улетела, так и не вернулась. Старшая дочь, единственная из всех детей, в которой он видел что-то от себя, кажется, так и не простила отцу, что он сорвался тогда сгоряча.
Максим как будто нарочно старался выводить его из себя, влипая в истории, из которых его приходилось вытаскивать, и вечно упирая на то, что отец перед ним виноват – не уделял достаточно внимания, все чаяния переложил на чужого человека. Так и не вышло из него ничего толком, разгильдяем был, разгильдяем и ос-тался.
И Ника… Что ж Ника. Красивая девка, конечно, вся в мать пошла. Иной раз и смотреть на нее не хотелось – как будто молодая Лидия сидит. Вот только мозгами бог обделил. Раньше думал – хоть не злая, не жадная, и то спасибо. А теперь вот послушал, как родные детки при живом отце за дом грызутся, так и понятно стало, что и хваткой Вероника, похоже, в – Лидию…
Что же, неужели это закономерный итог всей его жизни? Расплата за ту маленькую подлость в юности?
За то, что прожил всю жизнь с женщиной, которую не любил, да и уважать не мог – за хитрость, мелочность, житейскую изворотливость и лживость?
За то, что не мог мысленно не сравнивать своих детей с нерожденными детьми от Галки?
За то, что с головой ушел в работу, стараясь как можно меньше бывать дома, в разведенном Лидией удушающем приторном уюте?..
Никто из них не зашел даже проведать.
Он слышал только, как Лидия спросила у выходившей от него медсестры:
– Ну, как он?
И услышав: «Все так же», – она, кажется, вполне удовлетворилась ответом, заглядывать к нему не стала.
Одна только Асенька, внучка, и зашла к нему.
Юная девочка, чистая еще, честная.