Семейная тайна

Джордж ждал ее, сидя за столиком перед кружкой пива в баре гостиницы «Гросвенор» в Стокбридже. Он встретил ее своей обычной широкой улыбкой, обнял одной рукой и крепко прижал к себе. Славный большой нежный Джордж.

Он принес ей кружку темного пива, она сняла шляпу и встряхнула рыжими волосами. Для мисс Рейнберд она оделась строго. Вообще Бланш любила яркие цвета, но сейчас на ней было скромное коричневое платье и коричневая куртка, приглушавшие ослепительное великолепие ее обильного тела. Рубенс торопливо бросился бы раздевать ее со слезами радости на глазах.

— Ну как? — спросил Джордж.

— В целом — неплохо.

— Рыбка на крючке? — Джордж подмигнул.

— Ты же знаешь, я не люблю, когда ты так говоришь.

— Ух, какие мы серьезные! Профессиональная этика, понимаю. Но меня-то чего дурачить. Дело идет — или скоро пойдет. Вот и прекрасно! Ты должна признать, что я неплохо поработал.

Запрокинув голову, Бланш с наслаждением залпом допила пиво — ее белоснежное горло несколько раз конвульсивно дрогнуло. Она поставила кружку и сказала:

— Это пока не вся работа, Джордж, миленький. Возьми мне еще кружечку, и я расскажу тебе, что ты будешь делать дальше.

— Видит Бог, нет, — простонал Джордж.

— Видит Бог, да. И пожалуйста, не кощунствуй.

***

В кабинете их было трое. Уже стемнело, шторы были задернуты. За окном неистовствовал северо-западный ветер, изредка с грохотом швыряя о стекло потоки дождя. Ветер метался по Гайд-парку и Грин-парку, трепал голые деревья, кружил по Сент-Джеймсскому парку, мешая птицам устраиваться на ночлег, и с завыванием проносился мимо стоящего сплошной стеной здания парламента на набережной. Грандисон с удовольствием прислушивался к шуму ветра и дождя. Он то и дело замолкал — не для того, чтобы подобрать слова, а просто чтобы насладиться воем ветра. У него была власть, неограниченная власть. Он мог опрокидывать океанские лайнеры. Грандисон любил власть. И не стыдился этого, но и не демонстрировал, пока не вынуждали обстоятельства. И никогда не показывал надменности, которая была в его характере. Говоря, он прохаживался по кабинету, обставленному скупо, как монастырская келья. На смокинге у него позвякивали ордена и медали. Отсюда Грандисон отправлялся на банкет, который Министерство иностранных дел давало в честь главы одного африканского государства, бывшего выпускника Оксфорда; его папа в свое время устраивал человеческие жертвоприношения в интересах племени и своих личных. Многие действия, которые координировались в кабинете Грандисона, имели ту же цель. Невелика разница…

Сэнгвилл и Буш смотрели на Грандисона и слушали. — Наши умозаключения, — это было великодушие по отношению к Бушу, — рассмотрены, изучены, обсуждены и тому подобное. Вертели и так и сяк — и признали небезосновательными. Были выслушаны все мнения, потом сказал свое слово Сам. Третьего похищения допустить нельзя, потому что если оно произойдет, придется принять любые условия преступников ради…, ну, в общем, и так все ясно. Одним словом — и это относится к вам, Буш, потому что это я поручаю вам — Коммерсанта необходимо обезвредить. Найти его и сообщников и разобраться с ними, — он улыбнулся и пригладил бороду, — очень тихо, неофициально и — раз и навсегда. Кстати, я думаю, в ваш прогноз вкралась небольшая ошибка. Навряд ли у вас в распоряжении будет шесть месяцев. Скорее всего, никак не больше трех. Коммерсант не станет тянуть резину. Ему нужно время только на то, чтобы сориентироваться. Чем меньше времени будет отделять третий удар от предыдущих, тем ему выгоднее, и тем сильнее будет его стремление сохранить все в полной секретности. Вы согласны?

— Да. — Мысль Буша уже уносилась вперед. Все складывалось именно так, как он хотел.

— Сэнгвилл обеспечит вам все необходимое. Учтите две вещи. Первое: факты, которые сначала кажутся не стоящими внимания, через несколько месяцев могут оказаться более чем относящимися к делу. Второе: когда о каком-либо событии размышляешь в спокойной обстановке, нередко выявляются мелкие подробности и ошибки памяти, которые поначалу остались незамеченными. Человеческая память ненадежна и часто отвергает или утаивает многие детали, отдавая предпочтение крупным и, на первый взгляд более значительным фактам. Уверен, вам это известно, но как педант, не могу не напомнить об этом.

Буш улыбнулся. Последнее замечание было типичной для Грандисона формой извинения на случай, если он упомянул об очевидных вещах.

Позднее у себя в кабинете Буш рассудил, что первый пункт он упустил из виду, хотя, возможно, подумал бы о нем позднее. Он снял телефонную трубку, позвонил Сэнгвиллу и попросил, чтобы ему завтра устроили еще одну встречу с бывшими жертвами двух похищений. Он уже разговаривал с ними порознь, а теперь хотел поговорить с обоими вместе.

Буш посмотрел на часы. Было семь вечера. Он позвонил дежурному и попросил, чтобы принесли кофе и бутерброды, а потом повернулся к столу, где были сложены в стопку шесть папок, содержащих полную запись результатов исследования, проводимого полицией и ведомством Грандисона по двум похищениям.