Иола Игнатьевна была другая. Семья была для нее убежищем от всех тревог. Здесь была настоящая жизнь, где не надо было лицемерить, изображать из себя не то, что ты есть на самом деле, — где можно было быть самим собой. Как могла, она пыталась объяснить Шаляпину преимущество семейных ценностей: «Самая святая вещь, какая только существует на земле, это хорошая настоящая семья. Теперь ты молод, у тебя есть талант, все тебе угождают, ты нужен, все любезны с тобой, потому что ты великий артист, потому что ты наслаждаешься славой. Но когда годы пройдут, тогда ты увидишь, что настоящая, единственная твоя подруга — это твоя семья, которая тебя по-настоящему любит и которая будет с тобой до последнего вздоха жизни».
Но для Шаляпина гораздо более важным, чем прелести семейной жизни, была любовь к нему Иолы Игнатьевны. По всему чувствовалось, что на душе у него было тревожно. Никакие конфликты и противоречия между ними преодолены не были. Уже в первом письме из Кисловодска, после ласковых слов и обычных уверений в любви, Шаляпин снова затрагивает тему, которая, кажется, волнует его: он не видит от жены
Но Иола Игнатьевна и не могла ответить ему ничего иного: зачем он сам отдаляется от нее? Зачем так часто оставляет ее одну? Она обижается и подавляет в себе естественное желание приласкать его. Не лучше ли было всегда говорить обо всем спокойно? Пусть он открывает ей свое сердце, она ему свое, и так они проживут мирно всю жизнь «без этих ужасных сцен, которые причиняют боль тебе и доводят до сумасшествия меня».
Она ставила перед собой невыполнимую задачу. Хотела сделать Шаляпина, этого «гения беспорядочности», примерным семьянином и благоразумным человеком. Она даже ставила ему в пример Баттистини! Это, конечно, могло вызвать у Шаляпина либо смех, либо раздражение — в зависимости от того, в каком настроении он находился. Впрочем, сейчас, когда Иола Игнатьевна снова ждала ребенка, он был настроен вполне миролюбиво. Просил ее ни о чем не беспокоиться, думать о своем здоровье и писал, что просит у Бога, чтобы она долго-долго жила вместе с ним и детьми:
«Знай, моя милая Иолочка, что я тебя очень люблю и что я к тебе не изменился ни капли, то есть как был восемь лет назад, так и теперь — люби только ты меня и мы с тобой будем счастливы, вырастим наших дорогих деток и проживем жизнь хорошо-хорошо. Будь же здорова и весела и знай, что здесь, далеко от тебя, бьется мое сердце вместе с твоим…»
Несмотря на свой огромный живот, в это лето Иола Игнатьевна нашла им новое жилище. Оставаться в Леонтьевском переулке, где они жили с 1901 года и где все напоминало ей об Игоре, было тяжело. Двухэтажный дом из четырнадцати комнат с конюшней, сараем и подсобными помещениями стоял в Третьем Зачатьевском переулке, отходившем от улицы Остоженка и шедшем параллельно ей. В начале его путь преграждали могучие крепостные стены Зачатьевского женского монастыря, основанного царем Федором Иоанновичем и царицей Ириной в XVI веке в честь зачатия Пресвятой Богородицы.
Козновы помогли Иоле Игнатьевне перевезти вещи и устроиться на новом месте. Эти милые, теплые и сердечные люди были исключительно добры и внимательны к ней.
Каждый раз, приезжая в Москву по делам, Иола Игнатьевна первым делом ехала на кладбище, где лежал ее дорогой Игорь, и молилась на его могилке. Не осмеливаясь просить Шаляпина уделять ей больше времени, она просила его быть с ней хотя бы во время родов.
Но постепенно она возвращалась к жизни. Она уже начинала думать о будущем, надеяться на что-то хорошее и для себя…
30 июля 1904 года у царя Николая II и Александры Федоровны родился сын Алексей — наследник российского престола. Упомянув об этом в письме к Шаляпину, Иола Игнатьевна добавила, что молится о том, чтобы Бог даровал сына и ей[17]
. В глубине души она надеялась, что если у нее родится мальчик, Шаляпин изменится, та внутренняя связь, которую поддерживал в них ушедший Игорь, возродится. Они еще могут быть счастливы. Пройдут годы, их дети вырастут, она уже не будет так нужна им, и тогда она везде будет ездить с Шаляпиным. Они смогут жить друг для друга…«Я люблю тебя, люблю, обожаю, и нет у меня в мире ничего, кроме твоей истинной любви, которая даст мне силы все вынести, с твоей поддержкой я буду готова противостоять любым перипетиям в этой жизни страданий» — это было одно из самых возвышенных и прекрасных ее объяснений в любви мужу.