Семейная жизнь Федора Шаляпина: Жена великого певца и ее судьба

В тот торжественный вечер, когда столовая дома Шаляпиных вновь ожила и заполнилась народом (среди гостей был и С. В. Рахманинов), когда в ней снова слышались шутки, смех и все вокруг говорили об искусстве, строили планы на будущее, делились своими творческими мечтаниями, — никто не мог предположить, что постановка оперы Верди станет последним ярким всплеском по-настоящему напряженной артистической деятельности Шаляпина в России…

А тем временем за окнами этого мирного дома сгущались тучи. События начинали развиваться угрожающим образом. В феврале в России разразилась революция. Иола Игнатьевна с детьми встретила ее в Москве, Шаляпин — в Петрограде. «Конечно, здесь пришлось пережить кое-какие тревоги, но слава Богу, все кончилось пока благополучно, — сообщал он Иоле Игнатьевне. — Теперь дела всякие уже налаживаются, и мы скоро заработаем снова. Надолго или нет, не знаю…»

В большинстве своем люди радовались падению монархии, отречению царя Николая II. Социал-демократические взгляды Шаляпина и его ближайшего друга Максима Горького не могли не отразиться и на шаляпинских детях. В февральские дни эти юные создания бегали по Москве с красными флажками и радовались свободе. Но что говорить о детях, если и сам Шаляпин — и не только он один! — приветствовал февральскую революцию. «Это великие и великолепные дни», — писал он Иоле Игнатьевне.

Однако новая революционная действительность заставила почувствовать себя с первых же минут. Шаляпин сразу же попал во всевозможные комитеты и комиссии и должен был участвовать во всяческих заседаниях, главной (хотя и негласной) целью которых было предотвратить какую-нибудь очередную глупость или дикость дорвавшихся до власти фанатиков. Иногда Шаляпину удавалось сделать что-нибудь полезное. Так он с гордостью сообщил Иоле Игнатьевне, что им удалось предотвратить похороны жертв революции на Дворцовой площади. Уникальный архитектурный ансамбль был спасен (кому бы прежде пришло в голову разрушать его?), хотя похороны жертв революции на Марсовом поле тоже поразили воображение интеллигентных людей своей дикостью и уродством. «Я видел Марсово Поле, на котором только что совершили, как некое традиционное жертвоприношение революции, комедию похорон будто бы павших за свободу героев, — писал И. А. Бунин. — Что нужды, что это было, собственно, издевательство над мертвыми, что они были лишены честного христианского погребения, заколочены в гроба почему-то красные и противоестественно закопаны в самом центре города живых! Комедию проделали с полным легкомыслием и, оскорбив скромный прах никому неведомых покойников высокопарным красноречием, из края в край изрыли и истоптали великолепную площадь, обезобразили ее буграми, натыкали на ней высоких голых шестов в длиннейших и узких черных тряпках и зачем-то огородили ее дощатыми заборами, на скорую руку сколоченными и мерзкими не менее шестов своей дикарской простотой».

Теперь это была печальная действительность новой России — действительность, от которой хотелось бежать…

Весну и лето Иола Игнатьевна с детьми опять провела в Крыму. На этот раз они жили в Нижнем Мисхоре на даче Мурзаевой. В Крыму была еще прежняя жизнь. Кроме красных флагов в Севастополе и в некоторых других городах, ничто не напоминало о случившемся. На набережных по-прежнему гуляла нарядно одетая публика, оркестр играл попурри из известных оперетт.

А в Нижнем Мисхоре текла размеренная жизнь. Младшие дети занимались с репетитором по школьной программе. Ирина и Лидия играли в водевиле «Спичка между двух огней». В одном спектакле с ними участвовала О. Л. Книппер-Чехова. По временам их навешал Шаляпин. На даче собирались гости. Приезжал из Селеиза Рахманинов, собиравшийся в Америку (Шаляпин хотел ехать вместе с ним). Заходили сестра Чехова Мария Павловна и племянник писателя Сергей Михайлович. Шаляпин любил беседовать с гостями в саду, на скамье, которую со всех сторон окружали розы.

Звуки рояля, доносившиеся из дома — иногда к нему прикасались руки Рахманинова! — голубое небо, море, аромат цветов… Все это были последние признаки уходящего в небытие мира, свидетелями которого они были. Где-то далеко бушевала война, гибли люди, в столицах готовилось нечто ужасное, а эти милые люди, эти чеховские персонажи — из прошлого, уже из другой жизни — о чем-то спорили, мечтали, сидя у моря, на этой «скамье роз»…

Поначалу Шаляпин советовал Иоле Игнатьевне на зиму остаться в Крыму. Он боялся, что в Москве не будут работать школы и жизнь будет вообще тяжела. Однако в августе он прочел в газетах о продовольственном кризисе в Ялте и пришел в ужас. Теперь Шаляпин считал, что им лучше ехать в Москву или в Ратухино. Беззащитные обыватели безуспешно метались по необъятной России, не зная, где преклонить голову, как уцелеть перед надвигающейся грозой.