Семейное дело

Фрэнсис Аккерман, адвокат из Вашингтона. Лично у меня и в мыслях не было приплетать сюда Уотергейт (без меня желающие найдутся), но, когда они цепочкой заходили в дом, этот тип, с его отвислыми щеками и скошенным подбородком, показался мне улучшенной копией Джона Митчелла[18]. Раз он назвал Уркхарта «Эрни», отсюда следовало, что он из тех адвокатов, которые на короткой ноге с лоббистами. По крайней мере, с одним лоббистом.

Уркхарт кивнул. Не Аккерману, не Айгоу, не Вулфу – просто кивнул, и все.

– Простите, заболтался, – сказал он Вулфу. – Прошу забыть мои последние слова. Итак, нас заботят потенциальные последствия того, о чем мистер Айгоу рассказал мистеру Гудвину. Вдобавок он назвал наши имена, а сегодня о двоих из нас кто-то наводил справки – очевидно, по вашей просьбе. Правильно? Это вы своих людей послали?

– Да.

– Значит, признаете?

Вулф погрозил ему пальцем. Какая неожиданность! Я был уверен, что он отделался от этой привычки пару лет назад.

– Не стоит, мистер Уркхарт. Искать в любых словах признание – один из старейших и грязнейших адвокатских трюков, а вы не адвокат. Таково мое утверждение.

– Проявите снисхождение. Мы не просто озабочены, мы встревожены. Нас посещают некоторые опасения. Мистер Гудвин сказал мистеру Айгоу, что за обедом в «Рустермане» один из нас якобы вручил мистеру Бассетту клочок бумаги, и…

– Нет.

– Прошу прощения?

– Он сказал мистеру Айгоу, что Пьер Дюко уверял, будто видел, как кто-то из вас передал мистеру Бассетту клочок бумаги. Это единственный факт, о котором Пьер счел нужным упомянуть, и потому мы считаем его важным.

– Важным с какой точки зрения?

– Не знаю, но именно это мы намерены выяснить. Через неделю после вашего обеда мистера Бассетта застрелили. Через десять минут после того, как Пьер сообщил мистеру Гудвину, что видел, как кто-то передал записку мистеру Бассетту на том обеде, он погиб от взрыва бомбы в моем доме. Заметьте, ничего другого он сообщить не успел. Скажите, мистер Уркхарт, это вы вручили мистеру Бассетту записку за обедом?

– Нет. Я хотел бы…

– Достаточно одного «нет». – Вулф повернул голову. – Это были вы, мистер Джадд?

– Нет.

– Вы, мистер Аккерман?

– Нет.

– Вы, мистер Вилар?

– Нет. Я…

– Вы, мистер Хан?

– Нет.

– Мистер Айгоу, вы уже ответили мистеру Гудвину отрицательно, однако я спрошу снова: это были вы?

– Ха! Нет.

Вулф обвел взглядом слева направо всех присутствующих:

– Что ж, господа, я в затруднительном положении. Либо Пьер Дюко солгал мистеру Гудвину, либо лжет один из вас. Не думаю, что Пьер приврал, ибо какая ему от того выгода? Позвольте следующий вопрос. Видели ли вы, как кто-то из вас передает мистеру Бассетту записку за обедом? Предупреждаю сразу, новые «нет» мне не нужны, я хочу услышать «да». Кто-нибудь готов высказаться?

Ответом было молчание. Потом Роман Вилар произнес:

– Жаль, что нельзя спросить у Пьера. Он, к сожалению, мертв.

Вилар, связанный с безопасностью, обладал запоминающейся внешностью – сплошные углы: угловатый подбородок, крючковатый нос, острые уши, даже плечи угловатые. Похоже, он был моложе всех – навскидку чуть за сорок. Его замечание по поводу Пьера лично мне напомнило наставления Вулфа в среду утром, когда я собирался искать эту шестерку. Тогда я и не подозревал, сколько пыли можно поднять одной маленькой ложью. Пожалуй, еще кто-нибудь повторит, что Пьер будто бы сказал мне, что видел, как Бассетту за обедом передавали записку, – и я поверю в это сам.

– Верно, Пьер Дюко мертв, – согласился Вулф. – Я видел его, без лица, уничтоженного взрывом. И жаль, что мы не в силах его расспросить. В противном случае все вы здесь бы не сидели. Я бы пригласил кого-нибудь одного. – Он повернулся к Уркхарту. – Вы сказали, что вас заботит не только утверждение мистера Гудвина в беседе с мистером Айгоу, но и слова самого мистера Айгоу. Меня тоже. Потому-то я и поручил навести о вас справки – обо всех без исключения. Мистер Айгоу рассуждал об «одержимостях». Я подобным не страдаю, но испытываю болезненное пристрастие к проделкам Ричарда Никсона и его присных. Насколько я понимаю, целью вашей встречи за обедом было обсуждение этого вопроса. Верно?

– Можно сказать и так…

– Замолчите, Уркхарт! Вулф, наш разговор записывается?

Это Альберт О. Джадд, второй адвокат. По виду почти ровесник Вилара, выглядит прилизанным, но не скользким и явно отвалил немало деньжат за покрой и подгонку своего светло-серого костюма, ткань которого как бы намекала на полоски, но на самом деле никаких полосок не было. Красота!

Вулф пристально посмотрел на него: