Семейные хроники Лесного царя (СИ)

Лесная ведьма хотела семью, как у людей? Вышла замуж, родила троих детей… Родила? Детей ли? Люди ли ее дети? Полукровки. Хуже того, не просто наполовину нелюди — они часть Леса, ибо отец их — лесной Хозяин. Не человек. И даже не эльф. Существо, которое способно легко убивать. Способно отбирать чужую жизнь и равно умеет продлевать жизнь избранным смертным до бесконечности. Так он клялся, обещая ей, что старость никогда ее не коснется. Лукерья провела ладонью по лицу, размазывая холодные дождевые капли — и другие, стыдные, горячие от обиды. Так сложно жить с всесильным существом, которое из благих намерений может сотворить с тобой всё, что ему вздумается. И ты об этом даже не узнаешь!..

Кем вырастут ее дети? Милена — уже стала отчаянной колдуньей. Драгомир — тихоня, странный до помешательства. Евтихий — кажется солнечным, но на самом деле внутри такой же бесстрастный и холодный, как его отец.

И Щур будет ее уверять, что Яра не в чем винить?! Что он — любит ее? Ценит свою семью?.. Ах, да. Яр действительно души не чает в своих отпрысках. Теперь наконец-то стало ясно, почему он особенно дорожит Мирошем… Но вот любит ли он ее, Лукерью — на самом деле? Или просто благодарен ей за сыновей и дочь? Сейчас она сомневалась, что Царь Леса вообще знает это чувство — благодарность…

Она вернулась в дом колдуна только в густых сумерках. Еще не войдя, почуяла неладное: внутри горела лучина. Старик не стал бы зажигать, он последние дни не поднимался с постели.

— Он умер, — кивнув ей, сообщил городской лекарь, худощавый мужчина лет пятидесяти. Он и его сын были единственными учениками за всю жизнь Щура. Лукерья не сразу заметила его, неподвижно стоявшего поодаль.

Она недоверчиво посмотрела на старика: умиротворенный, руки сложены на груди, на дряблых губах полуулыбка, брови не хмурятся. При теплом свете играющего огня он казался спящим.

— Я только вошел, поздоровался, подал ему воды, — негромко рассказал лекарь. — Он еще спросил про Томила. Я сказал, что на той неделе получил письмо от Богдана, что он нашел его, что они поедут домой, как только Томил немного поправится. У него была чахотка, застудил легкие, пока был в плену.

— Я помню, Крас, ты говорил, — кивнула Лукерья.

Она встала рядом, продолжая смотреть на преставившегося. Красимир осторожно взял ее за руку, она позволила, он крепко сжал ее заледеневшие пальцы. Томил был его сыном, давно пропавшим в чужих землях. Щур переживал за него, как переживал бы за родного внука. И только Щур продолжал верить до последнего, что парень жив и когда-нибудь возвратится домой. Старик оказался прав — на то он и провидец.

— Он напился воды, я помог ему лечь. Только отвернулся — он уже перестал дышать.

Лукерья сочувствующе погладила лекаря по спине. Она и сама ощущала огромную потерю, ведь знала Щура гораздо дольше, чем его ученик. Но Красимир был человеком, простым смертным. А она? Она уже успела привыкнуть к своей постоянной молодости, подаренной мужем. О смерти она задумывалась, но не более того. Чувствовать смерть холодеющим загривком, так же, как все люди — сможет ли она этому научиться? Поможет ли ей это умение вновь ощутить вкус жизни, напомнив о быстротечности бытия?..

Лекарь забрал из лачуги несколько книг, какие-то важные для себя записи, сделанные Щуром, рецепты зелий, несколько мешочков с засушенными травами. Лукерья не притронулась ни к чему, словно всё жилище, где она так часто бывала, в одно мгновение сделалось оскверненным. Она уверяла себя, что желает познать краткость человеческого бытия, что готова сделаться обычной женщиной, а не лесной богиней… Однако предпочла дожидаться хлопочущего лекаря снаружи, в ночи под разошедшимся дождем.

Вскоре тьму ночи разрезал огонь, охвативший лачугу. Так пожелал Щур. Лукерья была уверена, что и дождь старик призвал сам, чтобы обезопасить от пожара землю и близстоящие деревья.

— Ты вернешься в город? — спросила она, когда Красимир снова встал по правую руку от нее.

Они оба поклонились в пояс погребальному костру, когда раздался сухой скрежет, так напоминающий смех покойного колдуна. Крыша обвалилась вовнутрь, в небо взметнулось облако искр, высоко, будто душа Щура радостно вырвалась на свободу, покинув сгорающее где-то там под обломками дряхлое тело.

— Да, я только попрощаться приехал, князь не разрешил мне задерживаться, а вот так получилось, — проговорил лекарь.

— Можно, я поеду в город с тобой? — спросила без выражения Лукерья.

Красимир резко обернулся к ней. В недоверчиво расширившихся глазах отразилось пирующее пламя.

— Ты наконец-то сказала ему о… о нас? — негромко спросил он.

Лукерья покачала головой, усмехнулась:

— О нас? Ничего ведь не было. А то, что ты давно влюблен в меня, Яр знает. Он наверняка и сейчас следит за мной.

Лекарь поежился, украдкой огляделся. Да что он, смертный, мог разглядеть в черноте молчащего леса. Улыбка Лукерьи превратилась в ухмылку ведьмы: она точно знала, что Яр не опустится до слежки, он клялся, что доверяет супруге и придет, только если она сама позовет его.

— Травницей? Возьми меня травницей! А что будет дальше — увидим.