Семейные хроники Лесного царя (СИ)

— Ксавьер?! — хотел крикнуть Сильван, резко развернувшись. Но вышло сипло, едва слышно, собственное горло подвело. И развернуться толком не получилось, подвели конечности: дрожащие ноги не удержали, руки не послушались. Он неуклюже рухнул — тотчас подхваченный в объятия.

— Ксавьер! — счастливо прошептал маг, оказавшись притиснутым щекой к мокрой груди друга, всё так же по-мальчишески безволосой, отнюдь не блещущей мужественным рельефом.

Руки с трудом, но удалось подчинить своей воле: Сильван поднял задеревеневшие конечности — обнял своего самого близкого, самого лучшего, единственного на всём свете друга в ответ, стиснул со всей имеющейся силой! То есть еле-еле. Просто повис на нем. Сполз бы под воду с бульканьем, если б его не удерживали под мышки.

— Как себя чувствуешь? — спросил эльф, перехватил поудобнее и погладил по волосам, темным от воды. Сильван мимолетно удивился: откуда вдруг взялись такие длиннющие волосья? Кажется, до ягодиц достают, он вроде бы чуял, как кончиками под водой щекочут. Вот же «облегчение» обнаружить, что руки-ноги как чужие, а зад на щекотку реагирует!

— Странно, — ответил маг. Язык тоже был каким-то деревянным, негнущимся. И привкус во рту противный, сладко-ржавый, приправленный горечью трав и приторностью мёда. Его чем-то опоили? — Ксавьер, у меня глаза болят. И голова гудит. И вообще всё болит. Почему?

— Глаза остекленели, теперь отходят, вот и болят. Это пройдет, потерпи немного, — отозвался Яр. Собрал колышущиеся по воде волосы, перекинул приятелю за плечо, чтобы открыть спину, потереть выступающие позвонки мочалкой из мягкого трёпанного лыка. Правда, не столько мыл, сколько гладил: костлявые плечи, худые руки… Шею вот намылил от души. Теперь, когда миновала опасность потерять друга навсегда, Яру очень-очень захотелось предъявить ему старые счеты и высказать всё, что на сердце накопилось, потребовать ответ за несправедливую обиду!.. Однако он сдерживался.

— Ксавьер, что со мной было? — спросил Сильван, жмурясь от осторожных прикосновений, от тепла, от заботы. Мышцы покалывало, онемение постепенно сходило с конечностей, к коже медленно возвращалась чувствительность. Словно он оживал после долгой могильной неподвижности, и это ощущение было восхитительным! — Кажется, мне приснился кошмар.

— Какой кошмар? — мурлыкнул на ушко эльф. Взялся умащивать ему волосы одуряющее ароматной густой смесью, да заодно сильными тонкими пальцами массировать кожу у корней, отчего назойливое гудение в голове развеивалось, и почему-то хотелось плакать.

— Ужасный кошмар, Ксавьер! — всхлипнул некромант. — Ты даже представить себе не можешь такой ужас. Как будто бы мы с тобой поссорились. Будто я отверг тебя, вот же идиот! И ты ушел, оставил меня. А потом за тобой ушел и Харон, обозвав меня идиотом, и он был чертовски прав… Боже, как хорошо, что мы вместе! Пожалуйста, не отпускай меня. Держи меня, пожалуйста! Прошу тебя!..

Яр тихонько фыркнул: его друг, даже, бывало, в стельку пьяным, никогда не вел себя так откровенно. Обычное проявление чувств у некроманта — это коротко зыркнуть пронзительным взглядом из-под низко надвинутого капюшона и многозначительно промолчать. Сейчас же он спешит излить переживания, прижимается к нему столь трепетно доверчиво всем телом, просит обнимать себя как можно крепче. Ну как такому искреннему и нежному отказать?

— И что было потом? После того, как ты остался один? — подбодрил высказаться Яр, проведя мыльными ладонями по лопаткам, по бокам. Остановился на пояснице, позволив обхватить себя за шею, прижал к себе, уткнувшись подбородком в костлявое плечо.

Сильван блаженно жмурился:

— Ничего хорошего, Ксавьер. Какое облегчение, что это был только сон! Я скитался, потерянный. Потом нашел мертвого младенца гоблина, девочку. Я оживил ее, взял с собой. Затем нашел какое-то гиблое местечко, потратил уйму сил, чтобы построить чертову кривую башню… Потом… Потом к нам явился Марр. Он что-то пытался мне рассказать. Твердил, что был в плену, эльфы заточили его в темницу… Просто хотел оправдаться. Но я не желал слушать. И еще он… он покалечил моё дитя, а я так сражался со смертью за ее искорку жизни. Я вспылил, и мы устроили безобразную драку. Марр улетел, обиженный до слез. А я… я оказался идиотом. Я думал, что спасаю моё дитя, а на самом деле я бросил ее. Одну. Без поддержки. Я такое ничтожество… Ксавьер, я даже в своем собственном сне — ничтожество. Почему ты не покинул меня такого?

— Потому что люблю тебя, — просто сказал Яр.

Сильван чуть отстранился, чтобы взглянуть ему в глаза.

— Я тоже люблю тебя, Ксавьер, — прошептал маг. Погладил мокрой рукой эльфа по щеке, пальцами другой руки вплелся в густые зеленые… зеленые?.. да, зеленые волосы, заставил его чуть пригнуть голову, чтобы их губы оказались в непозволительной близости. Сильван торопливо зашептал, глотая слова, словно боялся испугаться собственной откровенности и замолчать уже навсегда: