— Опять напрашиваешься на объяснения в любви? Не жди, не передумаю! Давай уже, проси моей руки, а то мне лежать скучно. И вообще, я знаю, что ты о себе мнишь! Что ты недостоин и всё такое прочее. Так вот, повторяю: я девушка непритязательная, мне такой муж, как ты, самый подходящий будет. Точнее, мне нужен именно ты, и ни на какого другого я не согласная. Уж будь спокоен, я-то знаю, чего я хочу. Другой вопрос, чего хочешь ты? Если совсем противно жениться, так прямо и скажи, неволить не стану.
Она вздохнула.
Сильван несмело улыбнулся. Наклонился над нею. Прошептал в губы:
— Милена Яровна, ты станешь моей женой? В горе и в радости? В здравии и в болезни? В бедности и в богатстве?
— Да! Да! И еще раз да! Что за ужасти ты такие выдумал: в болезни и бедности? — тихонько фыркнула Милена, дрогнула ресницами, и Сильван утонул в теплом океане ее влюбленных глаз. Она же, с наслаждением окунувшись в серебристый туман его взгляда, с улыбкой шепнула: — Ну, чего ждешь? Поцелуй меня, муж мой!
Сильван осторожно прикоснулся к ее губам. Милена аж замычала от удовольствия и немножко от натуги — изо всех сил сдерживалась, чтобы не захватить ведущую роль. Пользуясь редкой возможностью, Сильван показал ей, что можно наслаждаться и неторопливыми поцелуями. То невесомыми, как опадающие лепестки цветов, то глубокими и желанными, как колодец в знойный полдень. Можно дразнить друг друга без жадности и спешки и распалять еще больше, можно играть вдвоем, понимая желания другого без лишних слов…
Оторвавшись, переведя сбившееся дыхание, Милена с восторгом шепнула:
— Это дракон тебя научил так целоваться?
Сильван отодвинулся от нее.
— Прости-прости! — поняла, встрепенулась Милена. Села на постели, потянулась за ним: — Умоляю, прости, что напомнила! Но он не выходит у меня из головы. Как только увидела твоего Рууна, так и хожу сама не своя. Ничего не вижу — перед глазами вы вдвоем!
— Между нами больше никогда ничего не может быть, — тихо и твердо произнес Сильван.
— Я знаю, знаю! — в рассеянных чувствах отозвалась Милена. — Я не в укор тебе, не подумай. И я не ревную… А может, ревную, откуда мне знать, что это за чувство такое? Просто я покоя себе не нахожу… Расскажи мне, как у вас с ним было?
Она просительно заглянула ему в глаза. Сильван онемел от невозможности произнести ни слова об этом.
Дверь спальни распахнулась.
— Папа!!! — с воплем влетела Грюнфрид, причесанная, с аккуратными гладкими косичками, в белом оборчатом платье. Она в момент преодолела расстояние от двери до кровати, запрыгнула на постель и повисла на Сильване. Тот лишь ахнул от неожиданности.
Милена нахмурила брови, маг ответил ей виноватым и беспомощным взглядом. Он успокаивающе погладил свою дочурку по спине ладонью, мягко спросил:
— Ну-ну, Грю, что случилось? Тебя кто-то обидел?
Гоблинка коротко оглянулась на дверь и ткнула обличающим пальцем:
— Ы!
— Никто ее не обижал, — заверила Лукерья, явившаяся за подопечной. — Привели в божеский вид наконец-то: вымыли, причесали, приодели. Накормили вкусным. Хотела спать уложить — вдруг бес в нее вселился, отчего — ума не приложу!
Говоря это, старшая ведьма окинула пристальным взглядом замершую на постели «новобрачную» и неодобрительно качнула головой. На что Милена гордо вздернула носик и специально повела плечиком так, чтобы у ночной сорочки вызывающе сползла бретелька.
— Это вы пытались ей втолковать, почему она не может ночевать вместе со своим родителем, — напомнила гоблинша. Она выглянула ненадолго из-за двери, глянула на свою «богиню», заулыбалась — и снова спряталась, дабы не смущать никого своим присутствием.
— Ы-ы!.. — горестно завсхлипывала Грюнфрид и еще крепче обхватила некроманта за шею.
— Но она права, Грю, прости меня, — признал Сильван. — Ты стала совсем взрослой девочкой, нам обоим было бы очень неловко, ты же сама понимаешь.
Милену, которая из жалости уже готова была согласиться на одну ночь исключения, это его неожиданное решение безмерно осчастливило.
— Хоть кто-то в этой семье помнит о приличиях, — хмыкнула Лукерья.
Груша вздохнула так тяжко, что новое платье едва не затрещало. Она была готова вступить в сражение за свои права с мачехой и всем миром, но перечить отцу не посмела. Заставила себя собраться с силами и отцепилась от него. Направляясь к дверям, скорбно ссутулившись, шаркая ногами, всем своим видом выражая отчаяние, Грюн, оглянувшись через плечо, на прощанье наградила Милену таким испепеляющим взглядом, что у царевны брови взлетели на лоб. Впрочем, в выразительной стрельбе глазами от нее не отставала Лукерья Власьевна — пригвоздила зятя к месту, да еще скривила губы в презрительной улыбке.
Ведьма увела Грушу, а вот старшая гоблинша задержалась, присела в подобии книксена:
— Прощения прошу, дозвольте просьбу?
— Совсем стала фрейлиной! — рассеянно улыбнулся Сильван.
— Ну, дык, уж всё лето, считай, тут при дворе, в обществе, — польщено расцвела гоблинша.