Семейные хроники Лесного царя. Том 2 (СИ)

— Да не в ветре дело, — пояснил воевода. — Шутихи ведь петлями шугают, бес разберет, куда такая дура влетит.

— Нужна помощь? Прислать кого еще?

— Не тревожься, твое величество, справляемся. А вот за Лещука не скажу, у него река горит, — посетовал за соседа леший.

«Горит… Горит… Горит…» — эхом вторил Лес.

Яр немедленно обратился к речному начальнику:

— Лещук Илыч! Что ж ты за водяной, что у тебя река горит?

В ответ посыпалась витиеватая брань, да такая закрученная, что Яр заслушался и Лес примолк.

— Это я не тебя, царь-батюшка! — спохватился Лещук Илыч.

— Надеюсь, — без веселья хмыкнул Яр. — Объясняй, что творится.

— Да…..! — снова завелся не на шутку водяной. — …..! Догадались в реку закинуть бочку с горючим маслом и подожгли стрелой! А свой берег облили смолой — весь откос дымит! Хотели, видать, на наш берег бочку зашвырнуть, да она не полетела, треснула и всё загадила до пристани и камышей. Нет б прямо у них в крепости взорвалась! У меня ж от масла рыба подохнет! Русалки-мавки воют, облысеть боятся! Да что ж это такое-то?! Совсем оборзели людишки!

— Не причитай, разберемся, — оборвал водяного Яр. — Реку очистим за день, я сам этим позже займусь, не подохнет рыба, не успеет.

— Яр-батюшка, — продолжал жалобы Лещук Илыч, — городские умники твою стену вывернули наизнанку и в крепость не пускают никого — незримый щит молниями бьется! Старший домовой взялся было подвести к воротам дюжину хмырей, чтобы створы выдавили да стрелков с башен сняли, а не тут-то было! Никто из наших в город войти не может теперь. Нешто Томка, предатель, постарался, наколдовал? А мы-то к нему со всей душой всегда, а он!..

— Да нет, Томил такой щит в одиночку не поднял бы, — присмотрелся к искаженному чародейству Яр, улыбнулся нехорошо, обещая себе вспомнить об этом на досуге. — Нашлись у него союзники. В общем, Лещук Илыч, направил я к тебе водяных из Сватьинки и Куманька, жди!

— Яр! Срочная весть от городового! — вмешался Веснян. — Только что из северных ворот появилась свора диких собак. Щур передает, что под видом своры…

— Рогволод, пёс! — Яр уж и сам рассмотрел беглецов. Засмеялся: — Они догадались на лошадей тоже повесить личину!

— Кто ж столько оберегов настругал? — подивился Лещук Илыч.

— Те же, кто перевернули мою стену вокруг города, — сказал Яр. Возвестил всем и Лесу: — Не преследуйте беглецов! Всё равно никуда от нас не денутся, дальше моего царства не убегут. Веснян, присмотри за ними, но не препятствуй.

— Вот же псы помойные! — заругался Лещук Илыч. — Они и по Матушке смолу разлили с маслом!

Яр сам видел множеством одолженных у Леса глаз: под завесой дыма Рогволод и его люди переправлялись на правый берег Матушки, где уже ждали приготовленные подельниками лошади и повозка для княгини, княжича и поклажи. Лесной владыка приказал своим подданным не отвлекаться на смертных. Мавки и русалки могли бы помешать переправе, но они все были нужнее на тушении огня, разожженного княжескими дружинниками на берегах Сестрицы. К тому же простая смерть не годилась для Рогволода — слишком легко отделается, если утопнет в речных водах.

Продолжая следить за берегом, помогая лешим сбивать огонь с загорающихся от фейерверков деревьев и кустарников, частью сознания Яр вернулся во дворец, проверить, всё ли в порядке у обитателей Дубравы. С неудовольствием обнаружил, что в покоях Сильвана происходит нечто неладное. Пришлось прервать крепкий сон старшего сына и попросить разобраться, ибо сам Яр не имел пока возможности покинуть земляное ложе между корней дубов.

Лес еще больше погружался в свои извечные страхи. Единственное, чего боялось в действительности это огромное существо — сгореть. Пожары всегда приводили Лес в ужас на грани безумия, и Рогволод догадался на этом сыграть. Яр скрипел зубами, мысленно проклинал ненавистного князя — и пытался удержать Лес, всеми силами не дать ему потерять разум, и так не великий, если честно.

«…Сосны-великаны, облизанные языками пламени от земли до макушек, превращенные в факелы на ночном ветру. С ветвей сыплются искры, рассекая темноту алыми точками. Вековые стволы падают, ломая всё на своем пути, погибают в общем огромном погребальном костре. Черничники обратились пеплом, свечи можжевельника моментально вспыхивают, рябины роняют обожженные гроздья на горячую золу…»

— Ничего этого нет! — твердил Яр, пытаясь развеять картины былых пожаров, застилавших внутренний взор Леса. — Тебе всё это мерещится! Прекрати дурить!

«…Олени мечутся между стенами пламени. Деревья рушатся, норовя придавить. Медведи с обожженными шкурами ревут в голос, бегут от огня, не разбирая пути. Мелкие зверьки гибнут в кронах, не успевая спастись от искр, поджигающих мех. Птицы теряют гнезда и кладки, опаляют перья на крыльях и падают вниз, в бушующее пекло. Но сам огонь ревет громче, заглушая все крики, трещит, сжирает с хрустом и рёвом — всё, до чего может добраться, на что может взлететь, кого дотянется укусить…»