Такие мысли клубком ворочались в голове княжича, пока он в одиночестве бродил на границе Дубравы и пугался каждого подозрительного шороха. Он не ведал, что людям проход в заповедные места был закрыт, и бродил он который час кругами. Подходил к Камышиному озеру с разных боков, а воображал, будто перемахнул мимо цели и дошел аж до Калинового, от которого до Матушки рукой подать. После разворачивался назад, брел до реки — и дивился, что это Матушка оказалась точь-в-точь, как Сестрица.
Так и выписывал круги-зигзаги до самого заката, пока ноги держали. Потом плюхнулся на траву и разревелся: понял, что один человек, тем более сопляк — ничто против Леса и его обитателей.
— Драгомир, сын Яра! Я тебя ненавижу-у!.. — выл он, не пряча слезы, ибо никого вокруг не было, ни единой живой души, а значит и стыдиться не перед кем.
Признавать свою слабость было до смерти обидно, хоть прям сейчас кидайся с обрыва и топись. Вот только есть очень хотелось, а на пустой желудок как смерть принять? Недостойно это — умирать, а думать при этом о еде. Ведь не подзаборный нищий, а сын княжеский!..
Солнце почти село за горизонт. Красноватые пятна последних лучей вызолотили верхушки деревьев, а внизу уже разливались сиреневые тени с розоватыми отсветами. Высоко над головой лениво переругивались птицы, готовясь к ночи. По веткам сновали белки, иногда неосторожно роняя с березок желуди. Над ухом жужжал вышедший на прокорм комар. Но княжич всё ревел и ревел, выпуская накопившееся в сердце горе слезами. Причем на самом деле он, если подумать, никогда не был близок с отцом, нередко получал от него затрещины и тычки, долго не сходившие синяки и шишки. Но ведь отец есть отец, другого у него не будет!
Он всхлипнул, потер глаза, еще немножко повыл, шмыгнул носом. И оглянулся на послышавшееся шуршание, ожидая увидеть ёжика в палой листве. Да так и замер, разинув рот, охваченный жутью.
Со дна неглубокого овражка, рядом с которым Всеволод устроил свои жалостливые посиделки, поднялась сумрачная тень, заволновалась дождевая лужа, зашевелился клубок пестрых палых листьев: прошлогодних бурых и нынешних — золотистых, рыжих и почти зеленых. Тень и листва каким-то непостижимым образом соединились в одно целое, и всё это для плотности изнутри наполнила черная влажная земля, поднявшаяся из лужи. Получилась фигура наподобие человеческой. Княжич наблюдал за волшебством, не мигая.
Фигура поднялась, стала неуклюже выбираться наверх по пологому склону — прямо шла к Всеволоду. У мальчишки волосы на голове дыбом встали, а сам даже пальцем пошевелить не может — от страха тело не своё.
Пока шагало, оступалось и спотыкалось, обвалялось это земляное чучело сплошь в листве, налепило на себя густую шубу, сделавшись пушистым от макушки до культей рук и столбов-ног. И при этом совсем нестрашным. Ну, почти. Когда оно с шорохом село рядом с княжичем, на расстоянии вытянутой руки, Всеволод падать без чувств, как дурная барышня, раздумал. Наоборот — жутко интересно стало, что же это такое.
— Почему ты плакал? — негромко спросило лесное чудо-юдо приятным голосом, неуверенно выговаривая слова, будто с трудом вспоминая, как надо разговаривать. — Ты потерялся? Где твой дом? Тебя проводить?
— Ты кто? — полюбопытствовал Всеволод, пытаясь за топорщащейся листвой разглядеть лицо собеседника. Ведь должны быть у этого глаза? У всех есть глаза! И рот, раз уж он говорит. — Ты хранитель леса?
Чудище помолчало, будто обдумывало его вопрос. И снова повторило:
— Ты заблудился? Помочь тебе найти дорогу домой?
— Нет! — резко ответил Всеволод. — Я здесь по делу. Мне сказали, что я могу прийти в любое время, меня будут ждать.
— Ждать? — переспросило задумчивое чудо-юдо. — Кто?
— Ты! — Рассердившийся на эти игры княжич протянул руку и ткнул в листву пальцем туда, где у людей должен быть лоб. — Я узнал твой голос, Драгомир Ярович! Ты меня не обманешь!
Листва тотчас осыпалась, улетела под слабым вечерним ветерком. Открылось красивое лицо полуэльфа, грива волнистых темных волос с прядками ярко-зеленого цвета. Драгомир смотрел на княжича широко распахнутыми глазами, тусклыми в непонимании происходящего, будто он спал наяву и недоумевал, откуда в лесу взялся этот мальчик. Осыпавшаяся листва оставила его в легкой одежде болотно-зеленого цвета — безрукавка и короткие штаны. Сделаны они были из материи, напоминающей то ли речной ил, то ли сети пауков, сложенные во множестве слоев, между которыми запутались мелкие цветки бледных незабудок, маленькие желтые листочки кленов, бурые дубов, багряные бересклетов, и прочий лесной сор. Всеволод не устоял, потыкал пальцем в невиданную ткань, она оказалась мягкая и шелковистая.
— Щекотно, — ровно сказал полульф. — Так зачем ты пришел сюда?
— Убить тебя! — отдернув руку, прямо объявил княжич.
— Как? — уточнил Драгомир.
— Вот этим кинжалом! — Всеволод воинственно достал клинок из ножен. — Я свершу месть, пронзив твое сердце!
Драгомир без лишних слов забрал у него кинжал, повертел в руках. И воткнул себе в грудь, уточнил:
— Вот так? Правильно?
Всеволод ахнул:
— Ты что?!