Семейные хроники Лесного царя. Том 2 (СИ)

— Мам? Ты… хорошо спала? — обернулся к ней Драгомир, не сумевший скрыть удивление от того, что она села рядом с ним.

— Да, Мир, я отлично выспалась. Спасибо, что спросил. А что отец?

— Проспал, — виновато улыбнулся сын. — Опять полночи меня караулил, похоже. А потом убедился, что никуда я не денусь, и заснул наконец-то.

— Я на рассвете к вам заглядывал, он еще только-только задремал, — вставил некромант.

Лукерья рассеянно кивнула мавкам. Те уже постарались, расторопно поставили перед ней тарелку, положили ложку и нож, налили в кружку брусничного морса — не забыли, что она любит, и это всё-таки было приятно.

Водяные и лешии, поздоровавшись с матушкой-ведьмой, кратко спросив ее о здоровье, продолжили между собой свои вечные разговоры об урожаях, засухах, дождях и зверином поголовье, годовом приплоде.

На столе радовало глаз разнообразие печёностей и закусок. Расточали приятные ароматы корзинки ажурного плетения, наполненные свежими яблоками, спелыми до медовости грушами, садовыми и дикими ягодами, что так вкусно бросить в горячий чай и, распивая, вдыхать текучий запах.

У отдельного столика с огромным самоваром ждали своего мига, чтобы услужить, невысокие тонкорукие мавки и рослые фигуристые русалки, все в опрятных платьях с вышитыми передниками, с аккуратно заплетенными косами. Рядом с ними, но чуть поодаль, застыла гоблинша. Похоже, под предлогом делового разговора с царем старейшина зеленолицего племени пришла насладиться лицезрением всех трех «богинь» за одним столом. Да вот незадача, «зеленовласая богиня» запаздывал, соня. Впрочем, гоблинша, сложив ручки на животике, недовольной не выглядела, ей и двух красавцев хватало для благоговейного созерцания.

Украдкой Лукерья смерила взглядом Сильвана, которого буквально поминутно с обеих сторон дергали за рукава ее неугомонные отпрыски. Красив, ничего не скажешь, не зря Яр с ним носился в свое время и теперь снова принял в семью. Однако красота эта была нездоровой, с оттенком неправильности. Под выразительными глазами болезненные тени. Кожа бледная, как у покойника, и вряд ли когда-нибудь загорит. Нос длинный и острый, точеные ноздри беспокойные, как у настороженного зверька. Губы пухлыми не назовешь, но и не тонкие, то растягиваются в неуверенной, какой-то пугливо-застенчивой улыбке, то сжимаются, словно он боится сказать лишнего. Зубы белые, как отметила Лукерья придирчиво, при такой безупречной белизне бледные губы кажутся даже слегка розовыми, как лепестки начинающего увядать шиповника. Милке целоваться с таким женихом, похоже, в удовольствие… Но тут Сильван извинился перед невестой и снова обернулся к Драгомиру, которому срочно потребовалось у него что-то уточнить про чернокнижие. Ведьма опомнилась и торопливо отвела взгляд. Еще не хватало, чтобы родная дочка ей высказывала потом претензии!

Милена всё равно успела заметить, с каким напряженным интересом ее матушка рассматривает мага. Лесная царевна сделала себе мысленную заметку, но сейчас промолчала.

Лукерья даже принюхалась: нет, покойником не тянет. От дважды умершего некроманта, против ее подозрений, вообще почти ничем не пахло. Ни человеческим запахом пота, ни приторной мертвечиной, ни алхимическими едкими составами. От серебристых волос с легким сиреневым отливом, вольно распущенных по спине и плечам, едва уловимо тянуло травяным настоем, которым Милка обычно полощет в бане свою косу для пущего блеска. Лукерья нахмурилась, в упор глядя на пирожок на своей тарелке: выходит, дочка стыд потеряла и самолично женишка парком угощает, веничком охаживает? Волосы ему намыливает-споласкивает? Что ж, Милка своего не упустит, играть с будущим мужем, как с куклой, ей наверняка в радость. От папки научилась! Бесстыдница! Хотя…

— Что-то не так, матушка Лукерья Власьевна? — сунулась к бывшей царице Лилька, подумав, что ей пирожок чем-то не угодил.

— Нет, всё хорошо, — отмахнулась от услужливой русалки Лукерья.

С горечью вздохнула: а ведь дочка в мать уродилась! В свое время лесная ведьма сама показала ей пример, как с мужем надо обращаться, вот Миленка и переняла манеру. Сильван же пусть не столь прелестен, как эльф, но еще более кроток и терпелив, чем был Яр в ту пору, когда Лукерье хотелось играть с ним и нежничать. Выходит, и ее, Лукерьи, здесь вина, что дочь выбрала в мужья не какого-нибудь здорового богатыря, а это хрупкое создание черного колдовства… Хотя, с другой стороны если посмотреть, кругом виноват Яр! Лукерья аж глаза распахнула в озарении: если б муженек во времена ее юности вел себя с нею иначе, строже, более мужественно, по-отечески сурово, то не пользовалась бы она вседозволенностью. Не играла бы с ним, коли он не позволил бы! А значит, Яр и в этом виноват!..

Легок на помине, в трапезный зал вошел, зевая на ходу, лесной владыка:

— Доброе у-у-утро-о!..

— И тебе здравствовать, ваше величество, царь-батюшка! — нестройным хором откликнулись придворные и служанки.