Семейные хроники Лесного царя. Том 2 (СИ)

Тем временем Драгомир и Руун, внимательно следя за происходящим, нашли, о чём поговорить между собой:

— Ясно, в кого ты такой бессовестный уродился, — негромко заметил уязвленный Руун. — При первом знакомстве твой папаша тоже полез копаться в моей памяти. И ведь что ты искал-то! Не стыдно, а? Голова до сих пор гудит, и перед глазами двоится.

— Прости, — отозвался младший царевич. — Мне нужно было узнать. Не лезть же за этим в голову к Сильвану, он быстро от меня закрылся бы и еще накляузничал бы отцу.

Дракон хмыкнул:

— Ну и семейка!

— Ты вправду любил его. Больше жизни, — вздохнул Мир, не скрывая восхищения.

Дракон смерил его взглядом:

— И он любил меня. Спасибо, благодаря тебе я узнал это доподлинно, как и горечь его ненависти ко мне. Хотя и так не сомневался в силе его чувств.

Драгомир покачал головой:

— Он всё еще любит тебя, поэтому не имеет решимости простить. Тебе придется заново заработать его доверие. Вернее, он уже простил тебе всё, кроме самой первой лжи.

Дракон пожал плечами:

— Нужно ли мне его доверие теперь? У него начинается новая жизнь, в которой мне нет места.

— Почему ты так стремишься найти себе хозяина? — решился задать волнующий вопрос Драгомир. Уставил на собеседника пронзительный взгляд, от которого Руун немного смутился, себе на удивление. — Тебе нравится быть рабом? Это же глупо! Не понимаю.

— Не рабом, а добровольно отдаться во власть того, кого… — машинально возразил дракон. Прикусил язык, поняв, что сболтнул лишнего. Но раз уж начали разговор, раз уж мальчишка оказался шустрым и проницательным, то следует объяснить так, чтобы понял. — У тебя было домашнее животное?

— Конечно, — не задумываясь, кивнул Мир. — Козы, поросята. Когда я живу с мамой, я отвечаю за скотину.

— Нет, не то, козу ты не пустил бы в свою постель, — рассмеялся Руун. — Была у тебя любимая собака? Кошка?

— Рысь, — опустив глаза, вспомнил более подходящий пример царевич. — Отец обожает рысей. Однажды погибла кошка, остались котята, совсем маленькие. Папка не мог без слез на них смотреть, поэтому я забрал всех себе, выкормил, вырастил и отпустил в лес.

— А если бы не отпустил? — спросил Руун. Дотронулся до острого подбородка, заставил поднять голову и посмотреть в глаза. Провел костяшками пальцев по скуле, впалой щеке. Аж в сердце защемило — до чего же худой мальчишка! Как после долгой болезни. Такой был и Сильван, когда они только-только встретились в хижине отшельника. Знакомый затуманенный взгляд с болью, затаённой глубоко на дне, спрятанной ото всех под привычной пустой улыбкой.

— Один котенок не захотел уйти, — признался Драгомир. — Он остался, всюду ходил за мной, мы даже спали вместе.

— Ты любил его, да? — подсказал Руун. — Заботился о нем, был ласков и предупредителен. И он полагался на тебя, доверял твоему выбору, ел из твоих рук.

— Так ты?.. — раскрыл глаза шире Драгомир. Залился румянцем, отодвинулся. — Ты сумасшедший. Никто в здравом уме не пожелает сделаться игрушкой для другого.

— Игрушкой? Разве ты не понимал, что он зависит от тебя, но при этом имеет собственные желания и волю? Разве ты не считал себя обязанным делать всё, чтобы он был доволен и счастлив?

— Да, ты прав, он не был игрушкой. Он был моим другом. Частью моей жизни.

Руун кивнул, признавая, что Мир уловил суть.

— Не могу поверить, что Сильван был твоим хозяином, — пробормотал Драгомир.

— Он и не был, — вздохнул Марр, усмехнулся. — Он сам нуждался в повелителе, каким отчасти стал для него твой отец. Или во владычице, как твоя сестра. У нас с ним всё равно ничего путного не вышло бы. В то время нам была необходима любая поддержка, мы вцепились друг в друга, как утопающий за щепку. И едва не утонули оба.

— Боже, как это грустно, — всхлипнула Милена, утирая глаза платочком. Громогласно высморкалась. — Извините.

Руун чуть не подпрыгнул на месте: оказывается, Милена под шумок отвела своего некроманта к соседней скамье и сама тихонько села рядышком, так что прекрасно слышала каждое их слово.

Сильван тоже слышал. Не отрывая взгляда от Яра, который своеобразным способом возвращал Грюн голос, маг, серый от переживаний и стыда, прошелестел:

— Ты прав, Руун. Тысячу раз прав. Мы ошиблись друг в друге с самого начала. Полюбили, в надежде убежать от одиночества, увидев в другом отражение собственных страхов. И после ошиблись, не объяснившись, не выслушав и не сказав того, что должны были сказать. Наша вина взаимна и равна. Я понял это не сегодня. И я простил тебя за всё. Кроме одного — в самом начале ты солгал мне. Мне нечего было скрывать от тебя, я не знал, как это — подозревать другого в обмане. Ты же обрадовался моей глупости и использовал меня в своих целях. Твоего молчания я тебе не прощу никогда.

— Твое право, — обреченно согласился Руун. — Я и сейчас не могу тебе ничего рассказать, увы. Ни о том, как я оказался на пороге твоей хижины. Ни о том, почему был на волоске от смерти.