Семейные обязательства (СИ)

Вдове хотелось говорить о старых временах. Найти оправдание, рассказать о грязном белье императрицы, пожаловаться - не мы такие, жизнь заставила... Но отца Георгия интересовали преступления, а не давно протухшие сплетни.

Какая разница, что там натворила давно покойная Изольда? Не она закапывала трупы в цветнике.

Дама не возражала. Смерила отца Георгия проницательным взглядом и кивнула - спрашивайте.

Перед подписанием обвинительного заключения выяснилось, что никто не знает даты рождения преступниц. Госпожа фон Герреншвейг на этот вопрос сначала замялась, потом стала путаться и что-то спешно придумывать.

Никаких документов с датами в доме не было. Отец Георгий почти списал это на обычное женское кокетство, чуть было не плюнул на малозначимую деталь, но победила дотошность. Ругая самого себя за занудство и трату времени, он поднял записи о крещениях в церковных книгах и запросил архивы двора.

Вскоре выяснилось, что вдове фон Герреншвейг сто семь лет, ее дочери - шестьдесят три, а выглядят обе моложе лет на двадцать, а то и все тридцать.

Каждый год весной дамы уезжали в гости к дальним родственникам - и возвращались удивительно посвежевшими. Фамилия их гостеприимной родни тоже была внесена в Золотую книгу.

Родственники тоже сплошь оказались долгожителями, а в их парке цвели такие же прекрасные розы, как и в палисаднике Герреншвейгов.

И тоже - на трупах.

Вместо двух костров отец Георгий сложил восемь, неустанно благодаря Господа за то, что Он щедро наделил свое непутевое дитя занудством и педантичностью.

Две фамилии в Золотой книге родов перешли в раздел "пресеклись".

Примерно через месяц после казни отец Георгий получил вызов в Гетенхельм, к архиепископу.

***

Отей Георгий положил принесенные викарием папки на стол. Прошелся по кабинету, потирая пальцами лоб. В голове крутилось: "Ты теперь на острие таранного удара кавалерии, Жар-Птица. Тобой будут ломать стену щитов. Выживешь и победишь - молодец, не выживешь - станешь предметом торга между Владыкой и Императором. Поганая перспектива, но другой нет".

"Викарий на тебя смотрел, как на покойника. Какой удар, какая кавалерия, тебя принесут в жертву ради величия Церкви - и что, ты не согласен?"

Из глубин памяти всплыла старая солдатская песенка: "Лу-учшая наша судьби-ну-шка перебить их всех во славу короля!"

- Ничему меня, старого дурака, жизнь не учит, - с сарказмом фыркнул епископ.

В углу кабинета раздалось жалобное бульканье. Мохнатого кота Дымка тошнило собственной шерстью. Дело житейское, но кот выглядел донельзя смущенным. Он постарался забиться подальше за тумбочку, чтобы спрятать следы конфуза.

Отец Георгий взял со стола свежий номер "Гетенхельмскиех новостей". Оторвал кусок страницы, как раз по тяжеловесному абзацу: "Его преосвященство провинциал-охранитель отец Георгий фон Келлер был назначен на высокую должность главного охранителя столицы после блестящего завершения расследования о человеческих жертвоприношениях..." где-то там же в статье было: "ранее отец Георгий не одобрял наказания для незловредных колдунов, за что при прежнем правлении был сослан в провинцию. Сейчас он вновь служит в столице, обеспечивая исполнение закона "О магии", воплощая в жизнь свои давние убеждения". И еще что-то про "доброго служителя" и "охранника веры".

Охранитель по прозвищу Жар-Птица смял лист с восхвалениями в адрес собственной персоны, отодвинул тумбочку (Дымок пристыженно отбежал подальше) и стал собирать газетой последствия кошачьей тошноты.

Красивая история возвышения честного служаки, воина Церкви, годилась только для этого.

Скрытые мотивы назначения на должность и мрачные перспективы жертвенности - это, конечно, очень интересно, но повседневные дела никто не отменял. Пора было отправляться читать проповедь в церкви Святого Себастьяна. Была такая обязанность у столичных епископов - раз в неделю служить в храмах на окраине.

Ехать в возке не хотелось. Посылать секретаря на конюшню, велеть седлать лошадь? Вот еще...

Отец Георгий махнул служке - сиди уж, сам спущусь. Не сахарный, чай, не развалюсь, если собственными епископскими ручками подпругу затяну.

Конюхи подворья охранителей, оба из мирян, чинили дверь в денники. Старший отдавал распоряжения, а младший бестолково, но старательно прилаживал доски. Они были заняты работой и не заметили, как подошел Провинциал-охранитель.

- Насрать те в руки, чтоб прилипало! - прокомментировал старший конюх очередную неловкость подчиненного. Но вместо извинений младший резво подскочил и низко поклонился отцу Георгию.

Старший конюх стоял спиной к епископу. Пару секунд он с недоумением пялился на смущенного коллегу, потом догадался обернуться - и тоже почтительно склонился.

- П-простите, В-ваше П-преосвященство, - пробормотал конюх. - Мы вас н-не заметили...

- Прежний епископ в конюшни не ходил, - с ноткой неодобрения протянул младший.

Жар-Птица смотрел на смущенных конюхов без осуждения. Он уже почти было махнул рукой - забудьте, лучше седлайте-ка мне коня, - но тут старший начал оправдываться: