Семейные трагедии Романовых. Трудный выбор

Трудно судить, насколько глубокое впечатление производили на Екатерину проевропейские либеральные политические идеи Панина, но серьезный интерес к политике у нее появился именно после его возвращения из Стокгольма. Для Панина же великая княгиня была в первую очередь интересным, думающим собеседником, начитанным в области новейшей французской философии. Он поначалу не представлял ее в роли будущей императрицы. Для Панина, нанятого Елизаветой в воспитатели ее внучатого племянника, именно Павел был законным наследником престола. Он не любил чудаковатого и недостаточно тонко образованного великого князя Петра Федоровича, но и честолюбивых планов Екатерины Алексеевны тоже не одобрял.

До самой смерти Елизаветы Панин, как многие его современники и друзья, жил надеждой на то, что императрица завещает престол Павлу Петровичу в обход его отца — своего племянника. Но когда братья Шуваловы почти прямо обратились к нему с предложением участвовать в интриге по отстранению Петра Федоровича от власти, Никита Иванович дипломатично отказался. Многие историки считают, что причиной его отказа было недоверие, которое он с ранней молодости питал к Шуваловым. Однако когда после кончины Елизаветы Петровны стало ясно, что законным наследником объявлен Петр III, следующего заговора Панин уже пропустить не мог.

Панин был человеком светским, сугубо гражданским и в военизированном государстве Петра III ему не было места. Он плохо вписывался в новую иерархию чинов и должностей. Поначалу новый император благоволил к воспитателю своего сына. Он наградил Панина орденом Андрея Первозванного, а немного погодя захотел пожаловать ему чин генерала от инфантерии. Никита Иванович посмел не принять этот подарок. Прибывшему с указом генерал-прокурору Сената А. П. Мельгунову он сказал: «Если мне не удастся уклониться от этой чести, которой я не достоин, то я немедленно удаляюсь в Швецию». Когда императору передали эти слова, он с удивлением произнес: «Я всегда думал, что Панин умный человек, но с этих пор я так думать не буду». Но Петр III не был злопамятным и заменил армейский генеральский чин, которого Панин не желал, на гражданский чин действительного тайного советника, какой воспитатель наследника с благодарностью принял.

Но чины и награды не особенно волновали Панина, так же как и его собственная судьба. Куда важнее для него были интересы наследника престола — Павла Петровича. Мальчику исполнилось только восемь лет, а над его головой уже сгустились темные политические тучи. При дворе упорно распространялись слухи о разводе Петра III с Екатериной и его женитьбе на Елизавете Воронцовой. Что тогда будет с Павлом? Если у Воронцовой родятся дети мужского пола, отец захочет передать престол им, а не старшему сыну, законнорожденность которого была сомнительной. Панин успел привязаться к своему воспитаннику, к тому же он дал клятву императрице Елизавете беречь его как зеницу ока и сделать из него будущего императора.

Ради Павла Панин был готов пойти на альянс с братьями Орловыми, которых не любил как людей грубых и мало образованных. Никита Иванович симпатизировал императрице Екатерине, но ее возведение на престол считал противоречащим европейским и российским законам, поэтому предлагал ей роль соправительницы до достижения ее сыном совершеннолетнего возраста. Позже Орловым удалось уговорить Панина согласиться на самодержавие Екатерины, а соправителем сделать Павла, когда ему исполнится 18 лет. На этих условиях Панин фактически возглавил группу заговорщиков, куда кроме Орловых и Екатерины вошли граф Кирилл Разумовский, генерал М. Н. Волконский и княгиня Е. Р. Дашкова.

Уже во время переворота, до самого конца Панин надеялся, что ему все же удастся сделать императором Павла. Когда утром 29 июня 1762 года в апартаменты наследника явился один из братьев Орловых, Панин разбудил великого князя и отправился вместе с ним в Казанский собор. Когда карета остановилась на краю соборной площади, толпы народа уже кричали «Ура!» государыне императрице Екатерине. На ступенях собора стоял Григорий Орлов. Заметив Панина с Павлом, он нарочно громко выкрикнул: «Ура матушке-императрице Екатерине Второй!» А потом тихо добавил, специально для воспитателя наследника: «Кто помянет о регентстве — заколю своими руками».

Несходство во мнении, кому должен принадлежать престол, не испортило отношений Панина и Екатерины. Более того, он оказался правой рукой императрицы во всех политических делах. Австрийский посол в Петербурге граф Мерси д’Аржанто сообщал своему правительству: